Макалистер посмотрел вслед удалявшимся браконьерам и рассмеялся.

— Тебе удалось устроить целое представление. Неужели теперь ты расстроишь всех нас и уйдешь? Тем более что мы с тобой так и не закончили ланч.

Она отрицательно покачала головой:

— Я до сих пор не голодна.

— Тогда давай немного выпьем, — настаивал он. — Половина деревни собралась в баре отеля. Все хотят поднять бокалы и чокнуться за твое здоровье. В конце концов хоть покажись им.

Она взялась за дверцу машины.

— Нет, извинись за меня. Скажи, что я очень устала.

Выражение радости на его лице моментально сменилось на маску глубокого разочарования, и он резко упрекнул ее:

— Никогда не забывай, кто ты есть. Ты — Шона Струан. Твое дворянское происхождение ко многому обязывает тебя. Как говорится, «положение обязывает». Никто никогда не должен видеть тебя усталой или в плохом настроении. Жителям понравилось, как ты расправилась с браконьерами, и они хотят выразить тебе свое уважение и благодарность.

— У тебя на все есть аргументы. — Она вздохнула и улыбнулась. — Ну, ладно. Но только очень ненадолго.

Она многого не знала…

В таких местах, где любая мелочь обсуждается по два-три дня, победа над браконьерами празднуется как событие чрезвычайной важности и запоминается на века.

Уйти было невозможно. В баре ее окружило множество людей, и не успела она допить свой первый бокал, как кто-то вложил в ее руку другой и предложил новый тост. Затем в зале раздвинули мебель, зазвучала музыка и начались танцы. Праздник был в ее честь, и ей казалось невозможным незаметно исчезнуть. Никто не был забыт, даже маленькие. На улице перед отелем накрыли столы с множеством сосисок, гамбургеров и кока-колой. Довольные дети веселились вместе со взрослыми.

Когда Шона допивала свой очередной бокал с вином двенадцатилетней выдержки, сквозь толпу к ней пробрался Дирк и твердо сжал ее локоть.

— Тебе не хочется немного подышать свежим воздухом? Может, выйдем на минутку?

Девушка удивилась его бесцеремонности, но послушалась. Выйдя, она возмущенно спросила:

— Что ты себе позволяешь? Не мешай, я наслаждаюсь жизнью.

— Это очевидно. Но если выпьешь лишнего, то можешь все испортить.

От неожиданности она потеряла дар речи и, помедлив, обиженно заявила:

— Никто никогда не видел меня пьяной, можешь это зарубить себе на носу.

— Я понимаю. Но сейчас не время отходить от своих правил.

— А может быть, я так хочу, — рассердилась она. — Хотя бы разок. Чтобы понять, что это такое. Кстати, а тебе какое дело? Отстань от меня.

— На дне бутылки ты не найдешь ни одного ответа, — жестко ответил Макалистер. — Ты прекрасно это знаешь.

Шона, прищурившись, взглянула в его серые глаза и напомнила:

— У меня не было желания идти сюда. Ты настоял, сказав, что это моя обязанность.

Он сильнее сжал ее руку и нахмурился.

— Поэтому я несу некоторую ответственность за тебя и настаиваю, чтобы ты пошла домой.

Она ткнула пальцем в его грудь.

— Ты можешь требовать что угодно, Макалистер. Но я не твоя собственность и буду делать то, что захочу.

Словно не слыша ее, Дирк протянул руку.

— Дай мне ключи от джипа.

Он усмехнулся.

— Никогда.

— Будет лучше, если я поведу машину, — сказал он. — Ты не в состоянии.

— А мне и не нужна машина, — надменно заявила Шона. — Пойду домой пешком.

— Отлично. Ты не возражаешь, если я провожу тебя?

— В этом нет никакой необходимости, — фыркнула девушка, — я отлично знаю дорогу.

— Естественно, — сухо подтвердил ее опекун, — ведь ты живешь здесь. Но я должен быть уверен, что ты добралась домой без приключений.

— Ладно.

Она сморщила нос. Ей были смешны его слова. Несет ответственность. Где же он был, когда это было действительно необходимо? Обещания и ответственность — пустое для него.

Они прошли всего несколько ярдов, как ей пришлось сесть.

— Наверное, в туфлю попал камень, — пробормотала она, сбрасывая обувь.

Он наклонился, вытряхнул маленький камешек и, нежно взяв ее ногу, вернул туфлю на прежнее место.

— Ну, как?

— Теперь лучше. Спасибо. — Она едва сдерживала икоту. — А ты достаточно привлекателен, когда не ведешь себя как свинья. — Дирк обнял ее и прижал к груди. От тепла его тела и близости губ она почувствовала, что слабеет, и отвернулась. Откуда-то изнутри вырвался все тот же вопрос, постоянно мучивший ее: — Почему ты сделал это, Дирк? Почему не пришел ко мне, как обещал? Я… я все время считала, что ты испугался моего отца, но сейчас, думаю, что дело в чем-то другом.

Он ласково пригладил ее волосы.

— На то у меня была очень веская причина. Это все, что я могу сказать. У меня не было выбора.

— Единственное, что тебе оставалось сделать, — предать меня? Выставить на посмешище?

Она подняла лицо с глазами, полными скорби и недоверия.

— Я не хотел этого, поверь, Шона.

В его голосе послышалось сожаление и сострадание, но этого было недостаточно, чтобы снять ее нестихающую боль.

— Разве имеет значение, хотел ты или не хотел, — сказала она с тихой грустью. — Важно то, что получилось. Лучше… лучше бы ты убил меня. Тогда боль была бы мгновенной. А эта никогда не проходит.

Он обнял ее за плечи и строго сказал:

— Тогда перестань быть такой упрямой маленькой ослицей. Ты отвергаешь все мои попытки облегчить твою боль.

Ей показалось это оскорбительным.

— Упрямая маленькая ослица? Я?

Он устало опустил руки.

— Да. Ты.

Она помолчала, подумала и сказала:

— Я не считаю себя ослицей. — Она помотала головой. — Нет. Определенно меня не стоит сравнивать с ослом. Думаю, вам надо извиниться, мистер Макалистер.

Он галантно щелкнул каблуками, слегка склонил голову набок и поцеловал ей руку.

— Пожалуйста, примите мои искренние извинения, мисс Струан. Вы совсем не похожи на ослицу.

Она вырвала руку.

— Благодарю вас, мистер Макалистер. Ваши извинения принимаются. — Она хихикнула. — Прошу прощения. Ты был прав. По-моему, я там перебрала лишнего.

— От этого трудно удержаться при таком веселье, — согласился он.

— В том-то все и дело. Понимаешь, я просто старалась быть с ними на равных. Мне не хотелось, чтобы у кого-то создалось впечатление, что я высокомерна и мне претит выпивать со своими арендаторами.