— А… Он сказал, что не знал, что этот район закрытый.

«Маловероятно, — подумал Барт, — повсюду стоят указатели».

— И на какую заставу он направлялся?

— Ну… Он сказал, что передвигается от одной к другой. У него был «фольксваген», — добавила она, чувствуя, что начинает защищать мексиканца. — Вы ведь ничего ему не сделаете, да? Я имею в виду, не арестуете его за то, что он заехал в этот район?

Барт мрачно посмотрел на сандвичи. Аппетит пропал.

— Ну, конечно, нет. Если я увижу его, то объясню, почему мы должны давать природе иногда немного отдохнуть.

Но он знал, что не будет никаких «если». Визитер из Мексики заехал в закрытый район, познакомился с обитательницей Стоун Хауса и обольстил ее — это было очевидно. Барт не верил, что он спутал это место с лесничей заставой; заставы имели ясно обозначенные отличительные знаки. Если старина Сперджен был обеспокоен или боялся кого-то, это означало, что контрабандисты не остановились после убийства Бегли. А после того, как смерть Сперджена была признана естественной, и вовсе не было причины прекращать свою преступную деятельность. Все это, видимо, продолжается.

Пребывая все в том же мрачном настроении, он резко добавил:

— Если бы у вашего дяди было бы достаточно здравого смысла, и он продал нам это ранчо, то он и Бегли могли еще жить.

И оба сразу поняли, что эти его слова, резкие и лишние, были для них как детонатор. Все в Кристине вскипело от возмущения, но внешне она была, как лед. Как вообще она могла воображать, что этот тупоголовый, эгоистичный грубиян и бездельник мог быть интересным или привлекательным?

— Вы говорите смешные вещи, — ее голос звучал жестоко и надменно. — Точно так же вы можете сказать, что никто не должен водить автомобиль, потому что под него может попасть какой-нибудь идиот. Даже вы должны были заметить, что убит был не мой дядя, а Бегли.

Барт ответил формально-вежливо и встал из-за стола.

— Вне всяких сомнений, вы правы, мадам, — он помедлил, а потом вернул Кристине ее же упрек.

— Даже я могу иногда что-то сказать не обдумав, каковы будут последствия сказанного. Но уверен, что вас подобные проблемы никогда не мучили.

Она отвела глаза, почувствовав себя виноватой. Ей давно пора научиться держать при себе свой сарказм.

Барт холодно продолжал:

— Спасибо за ланч, мадам, но я должен поспешить в управление, — он поднял рюкзак и, вопреки себе, с участием посмотрел на нее. — Будет лучше, если вы никому не расскажете о том, что мы нашли сегодня.

Если его предположения о том, что контрабанда продолжается, справедливы, то Кристина, вероятно, находится в опасности. Она поняла его и, неожиданно вспомнив себя прошлой ночью, импульсивно протянула руку, чтобы хоть как-то задержать его, и спросила:

— Были ли вы или кто-нибудь из лесничих в восточном овраге прошлой ночью?

— Я не был; о других сказать не могу. А почему вас это интересует?

Кристина отвечала медленно, сосредоточенно.

— Возможно, это пустяки, но, когда я вышла за керосином, около… ну, приблизительно в половине одиннадцатого, мне показался там огонь, но он исчез так быстро, что я не уверена, был ли он на самом деле. Горнист зарычал, но он часто рычит на диких кошек.

На словах все это выглядело так незначительно, что она отвернулась от Барта. Сначала ее резкость и колкость, а теперь эта дикая история, которая окончательно убедит его в том, что она просто взбалмошная девица. Она не заметила тревожное выражение, мелькнувшее в его глазах.

Барт совершенно точно знал, что никто из персонала заставы не был в этих местах. Было ли это подтверждением его теории? Он надеялся, что ему удастся убедить Ли Фарренса в этом. А ему, Барту, придется каким-то образом приглядывать за этой молодой скандальной женщиной. Но так как он пока не мог сказать ничего конкретного, не было смысла пугать и предостерегать ее. Все это могло оказаться всего-навсего игрой воображения, поэтому он спокойно произнес:

— Я проверю. Это могли быть наши новые охотники за сусликами.

Оставшись одна, Кристина почувствовала себя обыкновенной истеричкой. Надо было самой сообразить, что Борода и Усы могли находиться поблизости и после захода солнца: ведь они определенно принадлежали к тому типу фанатиков, которые и по ночам с фонарями ползают за сусликами. Она даже засмеялась, представив себе эту картину.

Днем Кристина решила поработать за этюдником. В рукописи было множество подходящих сцен, а ее издатель, к счастью, верил тому, что в детских книжках должно быть много иллюстраций.

Она почувствовала усталость и тупую боль в плечах, когда уже начало смеркаться. Потянулась и взглянула на свою работу. Она не сделала всего, что запланировала, так как ее мысли переключались то на ответ, который она должна дать Хейлу, то на смерть ее дяди и Бегли, то на версию Барта Девлина о контрабанде, то на свою собственную разнузданность — она не находила для себя более подходящего слова.

Кристина положила в стакан немного льда, налила белого вина и подошла к двери. Прислонившись к косяку, она смотрела на опускающееся за горы солнце. Перья облаков подхватили его пламя, загорелись золотым, багровым и вишневым оттенками и проплывали над вершинами гор, как паруса средневековых боевых кораблей. Она, вдруг, подумала о том, похож ли этот закат на тот, за которым наблюдали дядюшка Сперджен и его друг перед тем, как Бегли покинул Стоун Хаус, чтобы получить дырку в черепе и умереть.

Лай Горниста привлек ее внимание к Антонио Альварадо Пересу, весело шагавшему по дороге. Кристина подняла руку в знак приветствия. В ответ Антонио учтиво снял свою потрепанную парусиновую шляпу.

— О, Кристина, солнце пустыни великолепный художник, не правда ли?

— Мне кажется, если бы все эти цвета нанести на холст абсолютно точно, то большинство людей скажет, что они чересчур яркие, — ответила Кристина.

Он засмеялся, поднимаясь на веранду.

— Вне всякого сомнения. Жизнь часто бывает слишком ярка и драматична для искусства.

Кристина предложила ему присесть и бокал вина, и он согласился с обезоруживающей готовностью.

— Как вы провели день? — спросил он, поднимая стакан.

— Сегодня я ходила… — она вспомнила совет Барта ничего никому не рассказывать и после едва заметной паузы закончила фразу, — на прогулку, а днем села за работу. Уже давно пора. Мой издатель будет ворчать.

— Вы никогда не думали о серьезном искусстве? — Антонио показал на живописный закат.

Кристина невесело улыбнулась.

— Когда-то я к этому стремилась, но несколько лет обучения утвердили меня в том, что я не обладаю большим талантом. К счастью, мир нуждается и в иллюстрациях, но учеба, по крайней мере, научила меня ценить искусство и, — она повторила жест Антонио, — то, что его вдохновляет.