Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Маргалит вынимает из сумки чистую бумажную салфетку и поднимает голову, больше не стесняясь ни красных заплаканных глаз, ни припухшего от слез носа.
– Вы хотите рассказать нам о своей маме? – спрашивает Нири, выждав паузу и давая Маргалит возможность успокоиться.
Маргалит отвечает ей грустной улыбкой.
– Моя мама была молодой бабушкой, намного моложе меня – в сорок лет она уже стала бабушкой. И она была классной бабушкой, просто необыкновенной. Моя бабушка брала нас на пляж, а моя мама брала внуков в Луна-Парк. Для моих детей до сих пор Луна-Парк – это место, куда они всегда ходили с бабушкой; так же как для меня бабушка – это море. Я помню, как мы были с ней в воде, особенно помню волны. У меня в памяти остались всякие мелочи, многих из которых я стараюсь придерживаться. К примеру, я готовлю ту же пищу, а иногда делаю те же замечания. Я вдруг слышу себя, повторяющую фразы, которые говорила моя мама, например, я говорю детям: «Вот вы на меня сердитесь, когда я вам подсказываю, а ведь я хочу, как лучше!» Я тоже часто сердилась на маму, а сегодня я вижу это совершенно иначе. Я сама повторяю те же слова, которые любила повторять она, и очень по ней скучаю. Очень. Это как рана, которая никогда до конца не закроется. Я никогда не выходила из ее дома без полных сумок. И я помню, что и моя мама всегда возвращалась от моей бабушки с сумками, набитыми едой. Я помню мамины фирменные блюда, ее необыкновенный яблочный пирог. Вечно она что-то приносила, делила, раздавала. Так что и сегодня, слава богу, моя дочка не выйдет от меня с пустыми руками – этого просто не может быть. Она была у меня в эти выходные, и я дала им полную сумку овощей. Мой зять, конечно, говорит: «Не надо, дома есть овощи, я все купил». А я ему отвечаю: «Ничего, бери; если мама дает, надо брать!» Так всегда говорила моя мама, и так говорила моя бабушка. Но даже притом что я их копирую и стараюсь все делать, как они, я все равно не могу с ними сравниться. Я не чувствую себя настоящей бабушкой, – добавляет она окрепшим звонким голосом.
– Что значит, вы не чувствуете, что вы бабушка? Раз у вас есть внук, значит, вы бабушка! – назидательно говорит Клодин.
– Правильно, я – бабушка, – отвечает ей Маргалит, – но внутри я еще с этим не свыклась. То, что я веду себя подобно моей бабушке или подобно маме, когда она была бабушкой, – это только снаружи, а внутри у меня пустота. Когда у меня родился внук, все говорили: «Ну вот, теперь у тебя новая должность»…
Маргалит запинается и смотрит на Нири. В глазах у нее опять стоят слезы.
– А вы все еще не там, – произносит Нири успокаивающим тоном.
– Я еще не там, – шепчет Маргалит, теребя кромку блузки. – Совсем не там. И я совсем не спешу к дочке и не особенно скучаю по внуку. Нет, я, конечно, навещаю его, но я еще не… И я думаю, что это потому, что я еще по-прежнему в трауре, я все еще никак не могу оправиться. Я чувствую, что я так и не пришла в себя. Я вообще-то по натуре – живчик, но не сейчас. Я, да, все время занята, но я чувствую, будто меня постоянно что-то тормозит. Я все еще – не «настоящая» я; и это потому, что внутри у меня пустота. Может, когда внук назовет меня бабушкой, может, тогда, но пока – совершенно ничего.
– А вот я как раз не могу дождаться, когда внук начнет называть меня бабушкой! – с нарочитой веселостью прерывает ее Мики, обращаясь к Нири.
– Представляю, как люди будут говорить: «Что? Вы – бабушка?!»
Рут возмущенно смотрит на Мики, заключая немой союз с Товой, которая приоткрыла от неожиданности рот, будто собираясь что-то сказать.
Анна, не заметившая возмущенных взглядов, нацеленных на Мики, спешит ее поддержать.
– У меня тоже недавно появилась мысль, что это будет, наверное, очень странно услышать, как мои внучки в первый раз назовут меня бабушкой. Я помню, как меня первый раз назвали мамой, Наама назвала меня «мам-м-м». Как я радовалась! Я подбрасывала ее в воздух и пела: «Да, я твоя мама!»
Она обращается к Маргалит.
– Я думаю, это действительно особые слова «мама» и «бабушка». Хотя, что касается меня лично, то кроме слова «мама», к которому я привыкла, я не признаю больше никаких «титулов» и прошу всех называть меня только по имени. Я в первую очередь Анна! Думаю, что и в этот раз будет лучше, если мои внучки станут называть меня по имени, просто Анна, а не бабушка. Может, со временем мы сойдемся на золотой серединке, например, бабушка Анна. Между прочим, это одна из причин, почему я решила не выходить замуж за Шауля, хотя мы уже давно вместе: не хочу, чтобы государство наклеило на меня ярлык «замужем». Для него я – его Анна, для внучек я буду их Анна, а для себя я – моя собственная Анна.
В комнате опять наступает тишина, и Маргалит использует эту паузу для того, чтобы вернуть группу к предыдущей теме. По всему видно, что для нее она осталась все еще незаконченной.
– А я как раз хочу, чтобы меня называли бабушкой. Для меня это комплимент. Я надеюсь, что до тех пор, пока это произойдет, я уже приду в себя.
Она закрывает лицо руками, но продолжает говорить, не заботясь о том, кто и как ее слышит.
– Но пока что мне очень тяжело, все еще слишком свежо. Подумайте сами – перенести столько потрясений всего за два-три года. Все произошло слишком быстро. Болезнь моей мамы, две недели, и – смерть. Я держала ее руку в моей, когда она умерла. Это был шок. И не прошло и тридцати дней, как моя дочка обручилась, а затем – свадьба…
Маргалит отнимает руки от лица, но продолжает сидеть с закрытыми глазами.
– Я помню, как мы делали покупки к свадьбе, и Михаль наконец-то нашла белые туфли, которые ей понравились. Я на радостях вынула свой телефон, а дочка спрашивает: «Кому ты собираешься звонить?» И я ей отвечаю: «Я хочу рассказать бабушке, что мы, наконец-то, купили». Михаль посмотрела на меня, – Маргалит широко раскрывает глаза и грустно улыбается, – и так тихо мне говорит: «Мама…»
Она коротко вздыхает и спешит продолжить, будто не в силах остановиться.
– То же самое происходило со мной в день, когда я стала бабушкой, когда Михаль родила. Первым делом я поехала на кладбище, несмотря на дикую усталость, села там возле могилы и все ей рассказала. Я страшно плакала. Все мне звонили и поздравляли; и всем я говорила: как жаль, что мама не здесь. И знаете, что я слышала в ответ? «Да, но ты-то здесь!»
В устремленных на нее глазах Маргалит читает внимание и сочувствие.
– Внимание близких вам людей, их добрые и правильные слова не в состоянии вас утешить, – обращается к ней Нири. – Вам по-прежнему нелегко быть «здесь», вам все еще очень больно.
Маргалит молча, плотно сжимая губы, дабы не заплакать, согласно кивает головой. Нири складывает руки замком и продолжает тем же тихим, но уверенным голосом:
– Слушая ваш рассказ, я вижу, что, потеряв маму, вы, кроме всего прочего, потеряли связующее звено между вами и окружающим вас миром.
Маргалит не сводит с нее глаз.
– Вы привыкли делиться с мамой любыми новостями, и разговор с ней давал вам возможность «переварить» происходящее. Сейчас, когда в вашей жизни произошло столько новых событий, вы особенно тяжело переносите ее утрату.