— …волки, дедушка Пузан, — вторит Блошка.

— Волки? Какие еще волки? Не вижу никаких волков…

— Они удрали, учитель, — объясняет Свисток.

— Мы отогнали их горящими копьями.

Только теперь дедушка Пузан замечает почерневшие головешки, которые мы держим в руках.

— Вы сожгли… копья? — кричит он. — Ошалели вы, что ли?

— Больше нечего было поджечь, дедушка. Разве только шкуры…

— Неужели вы и шкуры сожгли? — вопит старикан в отчаянии. И начинает шарить в темноте, среди пепелища.

— Не все, дедушка Пузан, — утешает его Неандерта-лочка. — Несколько штук уцелело.

Старик словно обезумел — вертится волчком вокруг остатков хижины.

— С ума посходили… с ума посходили! Увидели каких-нибудь двух волков…

— Не двух, дедушка! — обижается Молния. — Их было много. Посмотри на следы, если нам не веришь.

Старик останавливается. Хватает шест, который еще не догорел, и уходит к границам лагеря. Разглядывает снег. Скребет в бороде. Снова разглядывает. Ковыряет в ушах.

Наконец поднимает голову и чешет нос.

— Хм-м-м… вы сказали правду, детки… Но вы могли разбудить меня.

— Ты же сам твердишь все время, что этот поход — взаправдашний и что мы должны уметь выпутываться сами. Вот мы сами и выпутались, как видишь.

— Молодцы, ребята, молодцы. Я это учту в конце учебного года. А сейчас выставлю вам оценки в дубинку-журнал.

— Ты должен поставить «отлично» Сороке, — предлагает Умник.

— Да? А по какому предмету?

— По Песнопению.

— По Песнопению?! Да ведь он квакает, как горбатая лягушка!

— Вот именно, дедушка Пузан: от его Песни Смерти волки и разбежались, — объясняет Молния.

— М-м-м… надо иметь в виду… надо иметь в виду… Но сейчас у нас с вами большая проблема.

— Какая, дедушка Пузан? — спрашивает Умник.

— Оружие. Копий у нас больше нет, и подходящих палок в таком снегу не найти. Придется спускаться. Скоро рассветет; соберите все, что еще осталось. Выступим на заре.

— У кого-нибудь есть целое копье? — Молния обводит взглядом нас всех.

Мое копье не так уж сильно обгорело, всего на какую-то пядь.

— Может быть, его еще можно использовать, — говорю я старосте.

— Ладно, — вздыхает дедушка Пузан. — Ты, Неандертальчик, пойдешь впереди с твоим копьецом, а я с моей дубинкой буду замыкающим. Правда, это журнал, но, если им треснуть по башке, мало не покажется!

Солнце стоит еще высоко, когда горная долина выводит нас на обширное плато. Два хребта сторожат эту необозримую пустошь, поросшую чахлыми, насквозь промерзшими кустиками.

Дедушка Пузан глядит на свою дубинку.

— Вот-вот, большой длинношерстный носорог должен обитать именно здесь, — восклицает он.

— «Должен»? — опять придираюсь я. — Значит, ты не вполне уверен?

— Если верить тому, что мне рассказывал мой дед, этого зверя можно встретить где-нибудь тут, в зарослях вереска…

— Но разве… разве ты сам никогда не видел его?

— Нет, — признается учитель.

— Ну а… прошлые походы? — не верит своим ушам Умник.

— Провал за провалом, — мрачно подтверждает учитель. — Хотя, ясное дело, чтобы сохранить лицо, мы врали, будто их тут видимо-невидимо.

Мы совершенно ошарашены.

— Да ведь в этом нет ничего дурного, — оправдывается толстяк. — Мы видели много мускусных быков, сотни бизонов, несметные стада оленей.

— Но ни одного длинношерстного носорога, — подчеркиваю я.

— От тебя, Неандертальчик, просто жизни нет, — вспыхивает дедушка Пузан. — Как-нибудь я возьму да и отрежу твой длинный язычок. Думаешь, так уж легко организовать взаправдашний поход? К тому же всем очевидно, что большой длинношерстный носорог относится к исчезающим видам…

— Вот именно, — вмешивается Умник. — Видишь, к чему приводит охота? Мне кажется, что духи-покровители попросту скрыли тех носорогов, что еще остались. И хорошо сделали: иначе в скором времени все они исчезли бы с лица земли.

— Куда бы их ни скрыли, мы это место найдем! — гремит дедушка Пузан. — Рог носорога несомненно поднимет мой престиж.

— Если их и в самом деле осталось так мало, глупо убивать носорога только для того, чтобы добыть рог, — замечаю я.

Дедушка Пузан бросает на меня испепеляющий взгляд.

— Поход возглавляю я! — кричит он в бешенстве. — Мы пришли сюда за большим носорогом и не уйдем отсюда, пока его не найдем. А теперь пошевеливайтесь! Мы должны пройти через вон то ущелье до темноты. Внизу, в долине, найдем подходящие палки для копий. Ты, Неандертальчик, по-прежнему пойдешь впереди, да не зевай, смотри в оба!

Мы продолжаем путь.

Солнце впереди нас клонится к горизонту. Мы уже порядочно спустились — снега меньше, кое-где журчат ручьи.

Кротик отошел в сторонку пописать, скрылся за скалой — и вдруг мы слышим его звонкий голосок:

— Ого, какие острые клыки у этого олененка!

Котомки, шкуры — все, что несем мы на себе, валится на землю.

— Клыки?!

Не так-то много зверей в наше время имеют клыки.

Может быть, это детеныш кабана?

Нет, нет — кабаны живут гораздо южнее.

Или моржонок?

Речи не может быть: моржи обитают гораздо севернее.

Мамонтенок?

Невозможно: обычно мамонты бродят стадами к востоку отсюда.

Неужели…

— Какие клыки у этого детеныша? — спрашиваю я с бешено бьющимся сердцем.

— Кривые… и длинные, с мою ладонь! — млеет от восторга этот недотепа.

Нас пробирает дрожь.

— Кротик, беги скорее сюда! — кричит дедушка Пузан.

— И олененка прихвачу. Умнику понравится.

— НЕ-Е-Е-ЕТ!!!

Но все без толку. Кротик уже идет к нам, несет на руках детеныша. Можно залюбоваться его красивой полосатой шкуркой, стройным поджарым туловищем, длинными усами, симпатичной мордочкой, но мне не до того…