«В то же время наш долг сделать все возможное, чтобы избежать возникновения (…) кризиса и, в любом случае, сначала дожить до 1936 года (…)».

Слабость немецкой позиции невозможно выразить яснее. Затем следуют вышеупомянутые рекомендации Гитлеру, не слишком подчеркнуто выставлять напоказ постепенно начинающееся усиление военной мощи рейха.

Первые политические итоги введения всеобщей воинской повинности явились благоприятными, английские министры Саймон и Иден прибыли с визитом к Гитлеру в Берлин. Отец описал британскую реакцию следующим образом:

«(…) Адольф Гитлер разъяснил британским государственным деятелям необходимость введения всеобщей воинской повинности, он предпринял этот шаг, чтобы установить, наконец, ясные отношения. По-прежнему он выражал готовность заключить с иностранными государствами соглашения об ограничении морского и воздушного вооружения. Кроме того, он подчеркнул свое неподдельное желание прийти к великодушному соглашению с Великобританией. Договорились по вопросу соглашения в области морских вооружений поддерживать связь по дипломатическим каналам. В течение следующей недели имели место различные контакты, и в конце мая 1935 года поступило приглашение прислать в Лондон уполномоченного по ведению переговоров по морским вооружениям. Фюрер хотел, чтобы я вел эти переговоры и назначил меня послом по особым поручениям»[98].

В моей памяти сохранилось ясное и отчетливое воспоминание о тех июньских днях 1935 года. Я лежал с загипсованной ногой под солнцем на балконе нашего дома в Далеме. Пополудни появились родители, присев ненадолго ко мне. Отец заботливо, хотя и заметно слегка «absent-minded», осведомился об успехах лечения. Мать, устремив задумчивый взгляд в сторону цветущего летнего сада, почти не приняла участия в короткой беседе. Я отчетливо ощущал несколько скованное душевное состояние родителей и чуточку удивлялся тому, что мать сама собиралась везти отца в Темпельхоф, тогдашний аэропорт Берлина. Она была, к слову пришлось, замечательной и страстной автомобилисткой.

По возвращении с аэродрома мать вновь присела ко мне, рассказав, что отец летел в Лондон, чтобы выторговать с англичанами договор о взаимной мощи флота. Гитлер и он надеялись добровольным ограничением немецких морских вооружений создать предпосылки для долгосрочного соглашения с Великобританией. Мне было в то время 14 лет. В этом возрасте раскрываются миру. Я был глубоко поражен исторической перспективой, развернувшейся передо мной. Я прямо-таки чувствовал пресловутое «дыхание истории». Германо-английское сотрудничество означало существенное обеспечение безопасности для моей страны в ее неизменно рискованном центральноевропейском положении. Вновь выдвигались на передний план основы немецкой внешнеполитической концепции: договоренность с Англией о совместной политике.

Отец сообщал о переговорах среди прочего:

«Первым заседанием руководил сэр Джон Саймон. По опыту прежних переговоров с британцами мне казалось верным с самого начала выдвинуть желаемое фюрером соотношение сил английского и германского флотов 100: 35 в качестве «conditio sine qua non». Далее я считал необходимым прийти сразу к твердому, немедленно вступающему в силу соглашению с Англией. (…)

Сэр Джон Саймон ответил: такое требование допустимо, пожалуй, только в конце переговоров, как результат, однако едва ли представляется возможным принять его в самом начале в качестве основы для обсуждения.

Последующие заседания проходили в знаменитом здании Адмиралтейства с историческими ветряными часами. Они были установлены во времена Нельсона. Часы должны были показывать командовавшему адмиралу направление ветра с тем, чтобы он в любой момент знал, может ли французский флот выйти из гавани в Булони или нет.

После некоторых затруднений мои требования были приняты английской стороной»[99].

Некий немецкий фельетонист и биограф (Иоахим Фест) считает своей обязанностью представить эту переговорную тактику в своей биографии Гитлера следующим образом:

«У самонадеянного и ограниченного, каким он (Риббентроп) был, напрочь отсутствовало чувство такта, он, очевидно, не отдавал себе отчета в том, что навязывает другой стороне (…)». Несколькими строками далее говорится: «Тем большим сюрпризом явилась два дня спустя просьба англичан о повторной встрече, которую они открыли заявлением: британское правительство решило признать требование рейхсканцлера в качестве основы последующих переговоров о морских вооружениях между обеими странами»[100].

Каждый, кому в жизни приходилось вести трудные переговоры, осведомлен о проблемах, возникающих в их ходе, и о переговорной тактике. Часто занятая вначале позиция предрешает успех переговоров. Возможностей много — от жесткого выдвижения своих требований вплоть до мягкой, скрывающей истинные цели манеры ведения переговоров. Все решает успех, и здесь он был однозначен! Самому Фесту, без сомнения, никогда не доводилось вести важные дипломатические переговоры в рамках большой политики, отсюда опыт у него, очевидно, в этом отношении отсутствует. Ему нужно, однако, отказать в важной для историка способности вдумываться в исторические ситуации и, прежде всего, описывать их непредвзято. Ясные и твердые договоренности помогли в этом случае преодолеть сопротивление, блокировавшее в Женеве в течение долгих лет любое соглашение[101].

«Fait accompli» введения всеобщей воинской повинности имел следствием большой внешнеполитический успех, вызвав конкретную договоренность о вооружениях с Англией, де-факто и де-юре отменявшую ограничения, навязанные Версальским договором. Отец, по его словам, очень довольный результатом своих переговоров — Гитлер, кстати, назвал день подписания соглашения «самым счастливым днем своей жизни»[102] — считал, кроме того, что ими создана важная предпосылка утверждения долгосрочных хороших отношений с Англией, что и являлось целью немецкой внешней политики. Так удовлетворившая обоих надежда на шаг приблизиться к соглашению с Великобританией, безусловно, не была на тот момент изначально несбыточной. Гитлер видел рейх континентальным государством без особых морских амбиций, отсюда скрепленный договором отказ от любой конкуренции с британской морской державой. Неудивительно, что с немецкой стороны строились надежды на достижение на этом пути дальнейшего прогресса в переговорах. Отец думал о воздушном пакте.