Подъезжаем к агентству, где брали мотоциклы, говорим: «Так и так, руль ходуном ходит, может, подкрутить чего?». Помощник хозяина ловко прыгает на сидение, заводится и едет, описывая полукруг, подъезжает ко мне, бросая руль и подкатываясь «без рук». Говорит, что надо подкачать заднее колесо. Окидывая кучу привязанных рюкзаков, добавляет: «И попрактиковаться часика с два».

Попрактиковаться решили по дороге на Чeрай, этот пляж находится на соседнем острове и считается крайне живописным местом. Погрузились на паром, влившись в шеренгу мотоциклов и машин. Жара стояла адская, солнце палило прямо в темя, воздух был вязкий и липкий, зажатые со всех сторон раскаленным транспортом, казалось, мы плывем по кипятку.

Дорога на острове оказалась очень красивой и спасительно тенистой.

Узенькая южная улица сплошь была усеяна маленькими лавочками и деревушками, мостиками через заросшие тропические речушки. То и дело встречались озера или куски заливов с «китайскими» сетями, по виду напоминающих «Разводной мост» Ван Гога.

Пляж и вправду являл собой живописное местечко — длинный и узкий, словно не имел ни начала, ни конца, обеими сторонами уходя в неизвестность и растворяясь в бледной дымке на горизонте.

* * *

На следующее утро двинулись в путь к следующей цели: Аллапей[58].

По дороге видели, как купают слона — повалили бедное животное в грязный пруд и давай тереть его щетками.

Приехав в Аллапей, долго не могли снять жилья, не помогал и «Lonely Planet». Руководствуясь советами местных, мы все же отыскали маленький домик с садом, где жила дряхлая бабулька-католичка. Она сдала нам очень уютную комнату c белеными стенами, душем и двумя узкими окнами в живописный садик.

Вечером, в кафешке, нам принесли Ginger Lemon Tea[59], куда, видимо, не ограничиваясь обычными составляющими, добавили изрядное количество чеснока, и пить его никто не смог. Кашкет чувствовал себя препаршиво, похоже, простудился и поэтому, зажмурившись, приложился, но осилить вонючий напиток смог только на половину.

Заросший канал

Кафе находилось на небольшой пыльной улице, вблизи лодочной станции почти в центре Аллапузы, на этой же улице стоял один из немногочисленных государственных магазинов по продаже алкоголя (в Керале запрещена частная торговля спиртным). То, что творилось вокруг, очень напоминало отечественный «винный» в начале восьмидесятых. Две длинные очереди штурмовали железные решетки и что-то орали продавцам. Некоторые счастливцы, пробравшись к прилавку и заполучив заветную бутылку, ловким броском перекидывали ее своим подручным через линию штурмующих, и сразу требовали «еще парочку», так как в руки выдавали только по две бутылки. Покончив с трапезой, мы присоединились к этому увлекательному действу. Арсения почти сразу пропустили без очереди, наверное, как представителя более благородной, по их мнению и, надо признать, более пьющей нации.

* * *

Чуть только солнце показалось над крышами города, мы были уже на лодочной станции, устроенной на одном из заросших каналов с позеленевшей каменной статуей обнаженной русалки. Нам показали катер, и я договорился с капитаном зафрахтовать его на четыре часа.

На крыше этой посудины был сооружен тент, под которым все растянулись, грея животы, в предвкушении прекрасной поездки. Было приятно отдохнуть от мотоциклов, с воды дул прохладный ветерок, все были в замечательном настроении. Все, кроме Кашкета! Он сидел мрачный, как туча, и боялся пошевелиться, я всячески над ним подшучивал, тогда еще не подозревая, что мой друг подхватил страшную штуку — амебиоз!

Вокруг открывалась живописная картина индийской Венеции, а Кашкету грезились совсем иные виды, так как он, не переставая, морщился и взирал по сторонам с крайним недоверием.

Утром в тумане

На маленьких каналах и речках с низкими, иногда укрепленными камнем берегами, царит идиллия. Мелкие островки земли утопают в пальмах и тропической растительности, приземистые домики стоят у самой воды. Вместо мотоцикла или машины у каждого жилища — челнок с веслом. Повсюду лабиринты тропинок, каналов и перекинутых мостиков. Иногда встречаются хрупкие мостки с красными флагами и толпой крестьян — это остановка маршрутного такси, огромного каноэ с моторчиком.

Неожиданно катер выплывает в огромный залив, необъятный как море, и где-то на горизонте, окаймленном грядой одиноко стоящих пальм, угадывается проход в океан.

Мы попросили заглушить мотор посреди этого залива, и ныряли с крыши катера в темную, чуть солоноватую воду. На обратном пути, когда уже стало смеркаться, капитан решил срезать путь, и катер, усиленно тарахтя, начал продираться по тесным каналам, сплошь покрытым ряской и тиной. Иной раз от плотно сомкнувшихся пальм наш путь напоминал туннель. Сгущались сумерки, и вместе с темнотой темнело в животе у Кашкета. Добравшись до дому, он, казалось, навсегда затворился в сортире.

Утром Кашкет был несвеж и походил на мученика. Он сказал, что всю ночь не спал «из-за мегадиареи», а к утру ему «снился всякий бред и пельмени».

Сердобольная Катя хотела перенести отъезд, но Кашкет геройски отверг это предложение, робко перенося ногу через сидение Энфилда.

— Как ты, дружище? — заорал я, поравнявшись с ним через пару километров.

— У меня сейчас два варианта: не нажимать на тормоз, когда это будет нужно, или нажать, одновременно обделавшись! — сказал Кашкет, стиснув зубы.

Однако первые шестьдесят километров прошли без приключений. Я ехал, слушая плеер, и размеренно глотал дорожную пыль. Пренебрегая торможениями, Кашкет задавал скорость и не делал ни одного лишнего или резкого движения, слившись с мотоциклом в одно целое. Все обошлось, и к вечеру спазмы исчезли, наверное, помогла «амебика»[60] — хвала индийской медицине и Константину Хасину!

* * *

По местной карте от Аллапеи до Варкалы[61] двадцать километров, на самом деле их пятьдесят три.

На центральной улице мелкого городишки из-за какого-то праздника движение остановилось, и нам пришлось ехать в объезд. Безумные пробки в Колламе[62]. Из малюсенькой точки на карте он вырос в гигантский город с двухэтажными дорожными развязками на трассе.

Только миновали Колам, у мотоцикла сломался гудок, и стала барахлить фара. До Варкалы оставалось еще тридцать километров.

Без гудка и света Арсений наотрез отказался ехать дальше в темноте. Решено было добраться до ближайшей кафешки и решить, что делать дальше. Ехать пришлось километров десять, за это время глаза привыкли к ночному движению, и он решил продолжить путь.

У поворота к Варкале, наткнувшись на автосервис, остановились для ремонта.

Через пять минут около мотоцикла, припаркованного в пучке света, падающего от тусклой лампочки, образовалась толпа мастеров и подмастерьев.