В некоторых случаях развитие сюжета ставило, казалось бы, неразрешимые проблемы. Тогда Чаплин прерывал работу, чтобы подумать, помедитировать, дать волю своему воображению. В эти минуты – или часы – он бывал раздражительным, почти грубым по отношению к непрошеным гостям. Ему требовалось побыть одному. Он хотел, чтобы его оставили в покое, не мешали.

Другие исполнители были всего лишь дополнением, фоном для его героя. Им не полагалась собственная, независимая от него жизнь. Им не позволялось его прерывать. Он был главным. В каком-то смысле все остальные стали принадлежавшими Чарли Чаплину автоматами, без права импровизировать или экспериментировать со своими ролями. Они в точности выполняли его указания. «Взмахни рукой чуть шире, Том, – мог сказать он. – Да, вот так. Ты понял». Он говорил им: «Самое главное, не играйте!» Не играть! Это было рефреном. Нужно было вжиться в роль. Быть искренним и естественным, чтобы стать убедительным. Только тогда они будут подходящим фоном для его персонажа.

Ведущей актрисой в его фильмах по-прежнему оставалась Эдна Первиэнс. Для комических ролей Чаплин приглашал и других актеров, таких как Альберт Остин, Генри Бергман и Эрик Кэмпбелл. Кэмпбелл был его соотечественником, шотландским горцем. Он изображал комического злодея, вечного врага Бродяги. Чаплин не отходил далеко от своих корней, английского мюзик-холла… И Остин, и Кэмпбелл работали в постановках Фреда Карно. Однако Чаплин сказал Тотеро, что в центре каждой сцены всегда должен быть он. Свет и камера должны фокусироваться на нем. Когда он готовился выйти к камере, Эдна Первиэнс говорила: «Давай. Покажи им всем!»

Первым фильмом Чаплина, снятым для Mutual, стал «Контролер универмага» (The Floorwalker). История создания картины была долгой и трудной. Поначалу у Чаплина не было никакой идеи. У него имелась привычка бродить по улицам Лос-Анджелеса вместе с Сидни. Он наблюдал за уличными сценками или останавливался перед каким-нибудь предметом в витрине магазина, а брат записывал его размышления о том, как это можно использовать в комедии. Однажды, разгуливая по универмагу в поисках сюжетов, Чарли увидел, как кто-то из покупателей поскользнулся и съехал вниз по одному из новых эскалаторов. Он мгновенно придумал центральный образ. Чаплин приказал построить на сценической площадке эскалатор, а вокруг него декорации универсального магазина. Это была блестящая идея, его собственное изобретение. До этого еще никто не догадался использовать эскалатор.

Сам сюжет не имеет особого значения, играя роль витрины для разнообразных комических талантов Чаплина. В одной из сцен он разыгрывает скетч на тему внешнего сходства – его «двойника» играет другой актер, причем ведет себя так, словно они оба стоят перед зеркалом. В другом эпизоде Чарли исполняет сложный и изящный балетный номер с прыжками, антраша и пируэтами – просто потому, что получает от этого удовольствие. Во время танца Чаплин как бы отделяется от окружающих его актеров, а по окончании номера кланяется кинозрителям. Если все искусство, как считал Уолтер Патер, стремится к тому, чтобы стать музыкой, то немое кино стремится к тому, чтобы стать балетом.

В этом первом фильме сразу проявились достоинства контракта с Mutual. Сцены стали продолжительнее и реалистичнее, результат более цельным, а бурлеск элегантным. Сюжеты теперь лучше прорабатывались, имели четкую структуру. Это была уже не просто смешная суматоха, а полноценная комедия положений. В окружении одних и тех же исполнителей Чаплин в каждом фильме создавал то, что можно назвать актерским ансамблем.

В мае 1916 года Чарли удостоился самой высокой оценки из всех, которые когда-либо получал. В газете Harper’s Weekly появилась статья Минни Маддерн Фиск «Искусство Чарльза Чаплина», в которой говорилось, что многие культурные, творческие люди начинают считать молодого английского клоуна Чарльза Чаплина выдающимся артистом, а также гением комедии. Автор сравнивала его вульгарность с вульгарностью Аристофана и Рабле, Свифта и Шекспира. Далее она утверждала, что если верно, что проверкой величия артиста служит степень его человеческого обаяния, то Чарли Чаплин может быть назван в числе первейших из ныне живущих артистов. Кто еще одинаково нравился монголам и славянам, латинянам и тевтонцам? Чаплин был обрадован и польщен этой похвалой. Вдохновленный сравнением, он попытался прочесть пьесу Аристофана, но не смог ее одолеть.

С приходом славы и богатства Чаплин стал чаще появляться среди голливудского бомонда. Он встречался со знаменитыми эмигрантами, такими как британская актриса Констанс Колье, и богатыми американцами, например с первой миссис Вандербильт. Контакты Чарли в высшем обществе теперь были частью его более высокого статуса. Он нанял шофера, японца Торики Коно, для только что купленного автомобиля и рекомендовал его так: «Мой Пятница. На все руки мастер». Коно – телохранитель, слуга и шофер – оставался рядом с Чаплином на протяжении 30 лет. Еще Чарли нанял лакея, который также выполнял обязанности секретаря. Впоследствии Том Харрингтон стал доверенным лицом Чаплина.

У славы, однако, имелась и оборотная сторона, неприятная. Летом 1914 года Чаплин принял решение остаться в Соединенных Штатах Америки, а не возвращаться на родину, где его призвали бы в армию. Кроме того, годичный контракт с компанией Mutual запрещал ему в течение этого времени покидать территорию США. Соотечественники присылали Чарли письма с белым пухом – символом трусости, а некоторые британские кинотеатры отказывались демонстрировать его фильмы. Однако в других письмах – тех, что он получал от солдат с фронта, – были просьбы продолжать съемки картин, которые радуют их, вызывают смех.

Многие государственные деятели считали, что вклад Чаплина в поддержание боевого духа армии гораздо больше, чем был бы на любой армейской должности, которую он мог бы занять.

Сам Чаплин не стремился в армию. В одном из писем он сетовал: «Жаль, что профессиональные обязанности не позволяют мне присутствовать на родине», но истинные его чувства были совсем другими. Кому-то из друзей Чарли говорил: «Война не для меня! Не для меня! Лучше я пойду в тюрьму, чем в армию. Я предпочту отгрызть себе руку, чем согласиться на такое».

Чаплин не сбавлял темп работы в Mutual. Закончив съемки «Контролера универмага», он тут же приступает к работе над фильмом «Пожарный» (The Fireman), в котором играет роль неумелого огнеборца. В центре внимания неизбежно оказывается шест, соединяющий верхний и нижний этаж пожарного депо. Чаплин как-то проходил мимо такого здания и увидел много возможностей для создания комичных ситуаций. В некоторых отношениях «Пожарный» похож на фильмы о полицейских из Кистона – ватага суетливых и неловких мужчин в форме, а также более примитивные, чем в других фильмах для Mutual, шутки. Мужскому заду, например, в череде ударов и пинков уделено гораздо больше внимания, чем любой другой части человеческого тела. Это усиливает бисексуальную природу большей части чаплинских комедий, хотя она умело скрывается. Все популярное в этом жанре от комедии дель арте до современной пантомимы бисексуально…

У Чаплина была привычка смотреть свой последний фильм инкогнито. Он просто шел на обычный сеанс в кинотеатре. Сидел среди зрителей, неузнанный и невидимый, и оценивал их реакцию. Если публика не реагировала на тот или иной эпизод, в следующих копиях Чаплин его вырезал. Это называлось «испытать на собаке», и громкий хохот, сопровождавший игру Чарли, вне всяких сомнений, обычно убеждал его в том, что все сделано правильно. Один из его почитателей тем не менее не был впечатлен «Пожарным». Он писал Чаплину: «В вашей последней картине я заметил недостаток спонтанности. Хотя картина безошибочна по части вызывания смеха, этот смех не такой изящный, как в некоторых предыдущих картинах. Боюсь, вы превращаетесь в раба публики, тогда как в большинстве ваших фильмов публика была вашей рабыней. Зрителям, Чарли, нравится быть рабами». Чаплин сохранил это письмо.