Давление пока еще не разрушило их льдину. Но Шеклтон не хотел, чтобы у команды появилось ложное чувство безопасности, поэтому к 15 ноября разработал специальное положение о чрезвычайной ситуации. И хотя сейчас возможность пешего перехода казалась маловероятной, каждому были поручены особые задания на случай, если придется немедленно выдвигаться. Если нужно будет идти по льду, каюры должны быстро запрячь собак и встать возле своих саней, пока остальные собирают провизию, оборудование и палатки. Если же получится уйти по воде, требовалось оперативно подготовить шлюпки. Все, конечно же, очень надеялись именно на этот вариант развития событий.

Но невозможно было преодолеть всеобщую расслабленность — команда привыкла к устоявшемуся распорядку и ежедневной лагерной рутине. Линия светло-зеленых палаток стала уже настолько родной, каким раньше казался корабль. Две палатки были традиционными, с бамбуковым стержнем по центру. Остальные, «кольцевые», специально разработал Мэрстон для экспедиции. По своим свойствам они напоминали солнцезащитную ширму на детских колясках, их можно было поставить в считаные минуты, но они хуже защищали от бурь, чем традиционные.

Каждый день в лагере начинался в половине седьмого утра, когда ночной дежурный приносил из кухни столовую ложку бензина, наливал его в маленькую железную чашку под печью и поджигал. Бензин воспламенял полоски жира, лежавшие на решетке над чашкой. Херли соорудил эту печь из старой нефтяной бочки и чугунного желоба для пепла, спасенных с корабля.

Печь располагалась в центре кухни, напоминавшей самодельное сооружение для защиты от ветра; ее сколотили из деревянных брусьев, вбитых в лед, на которые натянули куски парусины. Кроме того, она выполняла функции библиотеки. Здесь в фанерных ящиках хранились те немногие книги, которые удалось спасти с «Эндьюранс». На одном столбе этого причудливого помещения висел хронометр, на другом — зеркало.

Как только печь зажигали, ночной дежурный будил Грина, чтобы тот начинал готовить завтрак. К семи часам из палаток начинали вылезать остальные и первым делом направлялись к ближайшим торосам, чтобы облегчиться. Многие брали с собой порядком измочаленные зубные щетки и на обратном пути чистили снегом зубы. Тех сонь, которые не вставали к семи сорока пяти, будил ночной дежурный, ходивший вдоль палаток и возвещавший строгим голосом: «Койки вязать и убирать!» Тогда они выползали из своих спальных мешков и ждали завтрака, на который получали или стейк из тюленя, или консервированную рыбу, или пеммикан[24]с чаем.

После завтрака все приступали к своим обычным делам, а Грин проводил оставшиеся утренние часы за изготовлением «лепешек». Они представляли собой куски жареной муки, зачастую смешанной с собачьим пеммиканом, чечевицей или чем-нибудь, что придавало им какой-то вкус. А вокруг было предостаточно льда, чтобы растопить его и превратить в воду.

Старый Чиппи Макниш проводил дни в компании Маклеода, Хоу и Бэйквелла, надстраивая борта шлюпок, чтобы сделать их более приспособленными к морскому путешествию. Но работу тормозила нехватка инструментов и материалов. Были только пила, молоток, долото и тесло. А гвозди Макниш вытащил из надпалубных сооружений тонувшей «Эндьюранс».

Херли тоже активно занимался подготовкой к плаванию. Он был не только прекрасным фотографом, но и умелым жестянщиком, и сейчас работал над улучшением конструкции простой водяной помпы для шлюпки с помощью одной напоминавшей трубу детали нактоуза, в котором когда-то хранился судовой компас.

Остальная часть команды охотилась. Многие ходили парами в поисках тюленей, пока каюры тренировали собак, устраивая небольшие заезды на льдине. Часто во время заездов каюры видели, как та или иная группа охотников махала им флажком. Это означало, что они заметили тюленя. Тогда одна из упряжек выдвигалась в их сторону, чтобы забрать тушу.

Сама охота проходила, как правило, кроваво. Уайлд принес с корабля револьвер, двенадцатикалиберное ружье и тридцатитрехкалиберную винтовку, но количество патронов было ограничено. Поэтому тюленей старались убивать иным способом. Люди осторожно приближались к животному, затем оглушали его ударом лыжи или сломанного весла по носу и перерезали яремную вену, чтобы оно умерло от потери крови. Иногда кровь собирали в какую-нибудь емкость, чтобы дать собакам, но чаще всего она просто стекала на снег. Существовал и другой способ: голову тюленя просто разбивали киркой. Но оба врача не одобряли этого, потому что в итоге мозг становился несъедобным, а он был очень ценным, так как в нем содержалось большое количество витаминов.

Поначалу некоторые, особенно маленький Льюис Рикинсон, брезгливо относились к такому хладнокровному способу охоты. Но это продолжалось недолго. Желание выжить очень быстро развеяло всяческие сомнения по поводу допустимости тех или иных способов добычи еды.

После обеда, который, как правило, состоял из одной-двух лепешек с вареньем и чаем, все отправлялись укреплять собачью упряжь, доставать оборудование или помогать с шлюпками. В пять часов вечера кормили собак, и эта процедура всегда сопровождалась оглушительным лаем, а в половине шестого садились ужинать. На ужин обычно была тюленья похлебка, лепешка и кружка горячего какао на воде.

По вечерам в палатках все занимались самыми разными делами. К примеру, в палатке Уорсли читали вслух. Четверо обитателей палатки Шеклтона азартно играли в покер и бридж, раскладывали пасьянс. Матросы и кочегары из палатки номер четыре тоже играли в карты или рассказывали друг другу байки. О сексе разговаривали редко, но отнюдь не из-за поствикторианской чопорности, а потому что эта тема совершенно не соответствовала условиям постоянного холода, сырости и голода, о которых невозможно было забыть ни на секунду. Так что о женщинах всегда вспоминали с ностальгией и сентиментальностью — говорили о стремлении поскорее увидеться с женой, матерью или возлюбленной.

Свет официально выключали в половине девятого, что, конечно же, было лишь фигурой речи, так как солнце ежедневно светило почти по шестнадцать часов. Многие ложились спать пораньше, снимая свои штаны и свитера и по мере возможности надевая сухие носки. Никто никогда не снимал нижнее белье. Некоторые не могли ложиться и засыпать в строго установленное время, а потому старались говорить как можно тише — в морозном воздухе все звуки слышны особенно отчетливо.

К десяти часам вечера в лагере стояла полная тишина, только одинокий ночной дежурный ходил вокруг палаток, поглядывая на хронометр в кухне в ожидании конца своего дежурства.