— Даже месяц или два — ну да, конечно, —отозвался сторож. И снова он проводил должника взглядом и семь раз задумчивопокачал головой, когда тот скрылся из виду.

Злоключения этого человека начались с того,что он вступил компаньоном в предприятие, о котором знал только, что тудавложены его деньги; потом пошла юридическая путаница с составлением иоформлением каких-то купчих и дарственных, с актами о передаче имущества водних случаях и отчуждения в других; потом его стали подозревать то впредоставлении незаконных льгот каким-то кредиторам, то в присвоении каких-тозагадочно исчезнувших ценностей; а так как сам он меньше всех на свете способенбыл дать вразумительное объяснение хотя бы по одному из сомнительных пунктов,то разобраться в его деле оказалось совершенно немыслимым. Сколько ни пыталисьвыспрашивать у него подробности, чтобы связать концы с концами в его ответах,сколько ни бились с ним опытные счетоводы и прожженные законники, знавшие всеходы и выходы в делах о банкротстве и несостоятельности — от этого дело лишьеще больше запутывалось, принося щедрые проценты неразберихи. Безвольные пальцывсе чаще и чаще теребили дрожащую губу, и в конце концов даже наипрожженнейшиезаконники отказались от надежды добиться у него толку.

— Ему выйти отсюда? — говаривал тюремныйсторож. — Да он никогда отсюда не выйдет, разве только сами кредиторы вытолкаютего взашей.

Шел уже пятый или шестой месяц его пребыванияв тюрьме, когда он однажды под вечер прибежал к сторожу, бледный изапыхавшийся, и сказал, что его жена занемогла.

— Как и следовало ожидать, — заметил сторож.

— Мы рассчитывали, что она переберется к однимдобрым людям, которые живут за городом, — жалобно возразил должник, — но толькозавтра. Что же теперь делать? Господи боже мой, что же теперь делать?

— Не терять времени на ломание рук и кусаниепальцев, — сказал сторож, человек здравомыслящий, взяв его за локоть. — Идемте.

Тот покорно побрел за ним, дрожа всем телом иповторяя между всхлипываниями: «Что делать, что делать!» — в то время как егобезвольные пальцы размазывали по лицу слезы. Они взошли на самый верх одной изнеприглядных тюремных лестниц, остановились у двери, ведущей в мансарду, исторож постучал в эту дверь ключом.

— Входите! — отозвался изнутри чей-то голос.

Сторож толкнул дверь, и они очутились вубогой, смрадной комнатенке, посреди которой две сиплые, опухшие красноносыеличности играли за колченогим столом в карты, курили трубки и пили джин.

— Доктор, — сказал сторож, — вот у этогоджентльмена жена нуждается в ваших услугах и нельзя терять ни минуты!

Чтобы описать докторского приятеля, достаточнобыло взять в положительной степени эпитеты сиплый, одутловатый, красноносый,грязный, азартный, пропахший табаком и джином. Но для самого доктора ужепотребовалась бы сравнительная, ибо он был еще сиплее, еще одутловатей, с ещеболее красным носом, еще азартнее, еще грязнее и еще сильней пропах табаком и джином.Одет он был в какую-то немыслимую рвань — штопаный-перештопанный штормовойбушлат с продранными локтями и без единой пуговицы (в свое время этот человекбыл искусным корабельным врачом), грязнющие панталоны, которые лишь при оченьбогатом воображении можно было представить себе белыми, и ковровые шлепанцы;никаких признаков белья не наблюдалось.

— Роды? — спросил доктор. — Моя специальность!

Он взял с каминной полки гребешок и при помощиэтого орудия поднял свои волосы дыбом, — что, по-видимому, означало у негоумывание, — затем из шкафа, где хранились чашки и блюдца, а также уголь длятопки, достал засаленную сумку с инструментами, обмотал шею и подбородокгрязным шарфом и превратился в какое-то зловещее медицинское пугало.

Доктор и должник бегом спустились с лестницы(расставшись со сторожем, который вернулся на свое место у ворот) и направилиськ жилищу должника. Все тюремные дамы успели проведать о готовящемся событии итолпились перед домом, где оно должно было произойти. Одна уже вела обоих детей,чтобы приютить их у себя, пока все не будет кончено; другие явились соскромными гостинцами, выкроенными из собственных скудных запасов; третьи простошумно выражали участие. Мужская часть населения тюрьмы, чувствуя себяоттесненной на второй план, разошлась, или даже, вернее сказать, попряталась посвоим комнатам и следила за ходом дел, выглядывая из окон; кто-то, завидяшедшего по двору доктора, подсвистывал ему в знак приветствия, другие, несмущаясь расстоянием в несколько этажей, обменивались язвительными намеками поповоду волнения, охватившего всю тюрьму.

День был летний, жаркий, и тюремные помещения,опоясанные высокими стенами, пеклись на солнце. В тесной комнатке, где лежалажена должника, хлопотала некая миссис Бэнгем, которая некогда сама содержаласьв Маршалси в заключении, а ныне ходила туда на поденную работу и исполняларазные поручения обитателей тюрьмы, через нее поддерживавших связь с внешниммиром. Эта достойная особа предложила свои услуги по истреблению мух ивсяческому уходу за больной. Стены и потолок комнаты были черным-черны от мух,и миссис Бэнгем, со свойственной ей неистощимой изобретательностью, одной рукойобмахивала свою пациентку капустным листом, а другой готовила и разливала побанкам из-под помады убийственную смесь уксуса с сахаром, на соблазн и погибельмушиному роду, сопровождая все это приличествующими случаю утешительными иободряющими речами.

— Что, моя душенька, мухи докучают? — говориламиссис Бэнгем. — Ничего, они зато отвлекут ваши мысли, а это к лучшему. Оченьуж тут, в Маршалси, мухи жирны, да оно и не мудрено: с одной стороны кладбище,с другой — бакалейная торговля, а рядом конюшня и лавки, где продают требуху.Кто знает, если рассудить, так, может, и мухи нам посланы в утешение. Ну как высебя чувствуете, моя душенька? Не лучше? Впрочем, теперь на это надеяться неприходится; сначала будет хуже и хуже, а уж только потом лучше, вы ведь и самизнаете. Да, дела, дела! Подумать только, такой хорошенький маленький ангелочекдолжен появиться на свет за тюремной решеткой! Разве ж это не радость? Разве жот этого не становится легче на душе? Да я и не упомню у нас в тюрьме такогослучая. Ну-ну, зачем же плакать, — продолжала миссис Бэнгем, неукоснительнозаботясь о поднятии духа пациентки. — Вы ведь теперь прославитесь на всюокругу! А мухи так и валятся в наши банки. И вообще все идет хорошо! А вот,наконец, — сказала миссис Бэнгем, оглянувшись на скрипнувшую дверь, — а вот,наконец, и ваш дорогой муженек и с ним доктор Хэггедж. Ну теперь, можносказать, все в полном порядке!