Рассуждения о случайности происшедшего, разумеется, не приходится принимать всерьез — сомнительно, что лигур проводил разведку по собственной инициативе. Единственное, что оставалось делать, когда обычным штурмом крепость было взять невозможно, — это изучать подходы к цитадели, и лигур наряду с другими воинами, очевидно, просто выполнял приказ полководца — хотя, надо признать, весьма толково и добросовестно. Поэтому отнюдь не обычное везение, а тщательный подход к делу, умение идти на разумный риск и грамотная организация штурма позволили Марию добиться успеха.

И вот как раз после взятия мулуккской цитадели Саллюстий заводит речь о Сулле, который прибыл из Италии с конницей, «набранной в Лации и у союзников» (Югуртинская война. 95.1). Правда, в действительности, повидимому, квестор появился в Нумидии еще до мулуккской операции, но по соображениям композиции писатель не упомянул о нем.[253] Между тем присутствие его конницы имело немалое значение в условиях угрозы со стороны Бокха.[254]

Почему Сулла оказался именно в рядах армии Мария? Очевидно, это был его собственный выбор.[255] А ведь был и другой консул, Луций Кассий Лонгин, который отправился в Галлию воевать с гельветами. Однако мы уже говорили, что Сулле, если он женился не на Илии, а на Юлии, было сподручнее служить под началом Мария, чья супруга происходила из того же рода. Кроме того, Марий выбился «из грязи в князи», ценил людей за способности, сам был человеком талантливым — на него имело смысл делать ставку. Особенно Сулле, видимо, мечтавшему доказать, что бедность и упадок его фамилии уже позади. И он не прогадал: его полководец, Гай Марий, выйдет из войны победителем, а Кассий Лонгин потерпит поражение и погибнет в бою с гельветами.

Злые языки уверяли, будто Марий был не слишком-то доволен тем, что ему достался квестор, проводивший свою прежнюю жизнь, предаваясь любовным утехам, винопитию, увлечению театром и прочим предосудительным с точки зрения сурового арпината вещам (Валерий Максим. VI. 9. 6). К тому же Сулла не имел боевого опыта. Но поначалу «не сведущий в военном деле, он в короткий срок постиг все до тонкости. Вдобавок он дружески обращался с солдатами, многим оказывал услуги, когда — отвечая на просьбу, а когда и по собственному почину, принимал же услуги неохотно и возвращал скорее, чем взятое взаймы, меж тем как сам ответных одолжений ни от кого не требовал, напротив — старался, чтобы как можно больше людей были у него в долгу, вел и шутливые, и серьезные речи с воинами самого низкого звания, заговаривал со многими и на лагерных работах, и в походе, и на караулах, но при этом никогда не задевал доброго имени консула или иного уважаемого человека — как в обычае у низкого честолюбия, — и лишь старался никому не уступить первенства ни в совете, ни в делах, а многих и оставлял позади. Такими повадками и правилами он быстро приобрел величайшее расположение Мария и солдат» (Саллюстий. Югуртинская война. 96).

Эта характеристика весьма любопытна. То, что Сулла, не имея боевого опыта, довольно быстро освоил Марсовы премудрости, удивления не вызывает — он наверняка читал трактаты о полководческом искусстве, тренировался в юности во владении оружием, а военное дело того времени было не слишком сложным, и нескольких недель практики командования хватало, чтобы овладеть его основами.[256] Сулла же пробыл на фронте куда дольше, да и способностями природа его не обделила.

Что же до умения обращаться с людьми, то здесь, помимо природных задатков, Сулле помогло общение с актерской публикой — уж ее-то представители были и впрямь самого низкого рода. В то же время артисты как натуры тонко чувствующие, умеющие перевоплощаться, острые на язык, вероятно, развили в нем те же качества. Актерское мастерство, усвоенное Суллой ничуть не хуже, чем военное, еще не раз сослужит ему службу.

И еще: Саллюстий неспроста оговаривает, что квестор не отзывался дурно о вышестоящих лицах. Это очевидный намек на Мария, который поносил Метелла, когда тот не пускал его в Рим на выборы консула (Югуртинская война. 64.5).[257] Но сравнение это не вполне корректно: когда Марий начинал службу, он тоже наверняка не злословил о командирах. Квестор еще не имел причин для вражды с главнокомандующим. Они появятся позже, когда Сулла уже не будет подчиненным Мария. Тогда и средство борьбы будет иным — не только клеветнические речи, но и оружие. Однако все это еще впереди.

И все же привыкание к новой обстановке, повидимому, потребовало от Суллы известных усилий: одно дело актерская компания, другое — военный лагерь. Кроме того, природа тех краев куда как отличалась от италийской: огромные безлесные пространства, покрытые кустарником степи и горы, солончаки, жаркие дни и холодные ночи, когда может замерзнуть вода. Ни мягкой постели, ни роскошных бань, ни изысканных блюд. Но Сулла с честью выдержал испытание.

А что же делал Югурта, пока основные силы противника во главе с Марием воевали в Западной Нумидии? Времени даром он не терял и сумел отбить у римлян Цирту,[258] захваченную ими еще в конце 108 года.[259] Марий двинулся на отвоевание столицы Нумидии. Однако путь ему преградили объединенные силы Югурты и Бокха. Римляне были оттеснены на холмы. Сулла же получил приказ остаться с всадниками у источника — в противном случае, очевидно, римляне могли остаться без воды, так что задача была весьма ответственной и к тому же опасной. Цари уже считали себя победителями, однако они недооценили противника: на рассвете, когда их воины уснули после ночных пиршеств, Марий организовал нападение на варваров и обратил их в бегство (Саллюстий. Югуртинская война. 97–99; Орозий. V. 15. 10–17).[260]

После этого римляне продолжили марш на Цирту. Правый фланг наступавшей армии охраняла кавалерия Суллы, левый — вспомогательные отряды во главе с легатом Авлом Манлием (Саллюстий. Югуртинская война. 100.2). Если верить античным источникам, то в предыдущей битве враг был разгромлен наголову. Но всего через четыре дня Югурта и Бокх выставили новую армию — очевидно, недавнее поражение отнюдь не было столь тяжелым. По-видимому, Марию просто удалось прорваться через ряды врагов, нанеся им серьезные потери.