— Какие? — полюбопытствовала я.

— Ола, — вздохнул Беф, — нужно же хоть иногда интересоваться международными новостями! Хотя бы для общего развития.

Я пожала плечами. Если что-то случалось важное, то мне об этом рассказывал Отто в наиболее доступной форме. Например: «Эльфы снизили въездные пошлины на артефакты от нежити. Наверное, им совсем туго, нежить из Сумеречных гор достала. Эх, иметь бы выход, чтобы получить от них госзаказ. Вот бы мы развернулись!»

— Степные орки все время грабят приграничные города, пользуясь тем, что у них политический хаос, — объяснил Беф. — Наследник куборского престола, увы, очень плохой военачальник, кроме того, перессорился со всеми советниками, а у самого ума не хватает. Нет, Кубория нам пока не угрожает.

— Тогда у меня больше нет никаких идей, — призналась я.

— Но если тебе вдруг что-то придет в голову, любая идея, ты мне скажешь? Мы не имеем права отвергать даже самые на первый взгляд безумные предположения, пока не выработаем достаточно обоснованную гипотезу.

— Почему вы мне все это говорите, наставник? — спросила я. — Я ведь…

— Ты уже вполне опытный маг, — перебил меня Беф. — И я достаточно доверяю тебе, чтобы поделиться информацией и попросить помощи.

После этих слов наставника я была готова сделать все что угодно. Теперь я лежала на лавке и думала, надеясь, что ценная идея прилетит мне с неба. Мимо лавки с независимым видом периодически прохаживался Отто. Мы с ним не разговаривали. Точнее, это он со мной не разговаривал. После того как лучший друг высказал мне все, что думает о моем безрассудном бегстве навстречу нежити, он заметил, что я совершенно не чувствую себя виноватой в том, что несчастный полугном провел несколько дней в тревожном волнении за меня. Это его настолько оскорбило, что Отто замолчал, дожидаясь от меня слов покаяния.

Я каяться совершенно не собиралась. Более того, я считала, что это передо мной должны извиняться некоторые бородатые за то, что привязали меня к кровати.

Как бы то ни было, уже три дня на нашей территории сохранялось молчание. Под конец первого дня я выяснила, что молчать все время — это очень тяжело. Слова так и рвались наружу. Было такое чувство, что от желания сказать хоть слово у меня распухли уши. Поэтому я сбежала в общежитие к Лире и Арсению и говорила там около трех часов не останавливаясь. За это время чета целителей успела приготовить поесть, поужинать, Лира перештопала все носки и навела идеальный порядок в шкафах, а Арсений вырезал замысловатый орнамент на кухонной полочке.

Я закончила говорить только тогда, когда язык запнулся на каком-то слове и больше не желал поворачиваться ни в какую сторону. Пока я жадно пила чай, Лира сказала:

— Очень интересно было послушать про нашествие нежити на Софипиль. Ты почаще к нам приходи, я все дела переделала, которые давно собиралась.

Я молча кивнула. Двигать языком больше не хотелось.

У меня хватило ума не доставать влюбленных два дня подряд, поэтому я, по примеру подруги, занялась наведением порядка, распевая во весь голос песни. Пару раз в моем поле зрения появлялся Отто с перекошенной физиономией — ему никогда не нравилось мое пение. Все же другу удалось удержаться от призывов заткнуться. Чтобы не истязать свои уши, он просто сбежал.

Сегодня утром полугном тоже куда-то ушел. Я же лежала на лавке и раздумывала. Долгожданные умные мысли все не приходили, а между тем спина от лежания на твердом уже начала болеть. Молчание и одиночество становились невыносимыми, и я уже подумывала было идти искать Отто и вымолить у него прощение за все свои прегрешения перед ним. Хоть поговорю.

И тут в голову, совершенно неожиданно, пришла идея. А что, если я попробую повести себя как монахиня? Говорят, некоторые дают обеты молчания, и к ним приходят различные откровения о смысле жизни и решении проблем. Только рассказать они об этом никому не могут, потому что — обет молчания как-никак!

Я села на лавке поудобнее, закрыла глаза и, ровно дыша, стала ждать откровения. К сожалению, в историях о праведных монахинях не рассказывалось, сколько времени они тратили на то, чтобы его дождаться, но я надеялась, что откровение приходит быстро. В конце концов, я же три дня почти молчала!

Стоило мне почти войти в согласие со всем миром, как мне на ногу залез муравей. Какое-то время я терпела его копошение, подозревая, что это искушение, ниспосланное мне свыше. Но когда наглое насекомое меня укусило, я разозлилась и открыла глаза с твердым желанием убить многоногое искушение. Впрочем, разве не так поступают с искушениями? Муравей залез в сандалию, и ее пришлось развязывать, чтобы достать раздражителя. С наслаждением раздавив муравья, я опять стала ждать глас с Небес, надеясь, что только что свершившееся смертоубийство не помешает богам обратить ко мне свой благосклонный лик. И дождалась.

— Хозяйка! — завопили дурным голосом.

От неожиданности и перепуга я подскочила, заработав занозу в руку, которой судорожно схватилась залавку. Божественный голос оказался писклявым, но зычным.

— Да? — с трепетом спросила я.

— У нашей-мастерской-сегодня-юбилей-пять-лет-плодотворной-работы… — затараторил голос.

С сожалением пришлось признать, что это не небесное откровение. Все-таки существование божественной лавочки насчитывает намного больше пяти лет. Я неохотно открыла глаза и недовольно воззрилась на девушку у калитки.

— Поэтому мы сегодня проводим распродажу, — закончила она фразу, мило улыбаясь.

Я подобрела. К распродажам я относилась вполне благосклонно, к тому же кто сказал, что распродажа не может быть божественным знаком?

— И что распродаете? — спросила я, подходя к калитке.

— Купальные наборы! Пять берете — один в подарок! Вот, смотрите, в льняном мешочке с вышивкой расческа, мыло, пемза для пяток, мочалка и полотенце! Все самое лучшее.

С недоверием воззрившись на малюсенький кусочек дурно пахнущей субстанции, именуемой мылом, я спросила:

— Зачем мне пять купальных наборов?

— Друзьям подарите, — ответила продавщица.

Я покопалась в мешочке, на котором было сделано несколько десятков стежков, призванных изображать цветочек.

— Это, — сказала я, доставая тряпочку, призванную быть полотенцем, — я друзьям дарить не буду.

— Подарите врагам, — бойко ответила девушка.

— Обойдутся.

— Тогда просто недругам. У вас же есть недруги, которым ради вежливости нужно что-то дарить.

— Я не вежливая, — призналась я и собралась уходить обратно на лавку.

— Вы даже не знаете, сколько это стоит! Всего пять медяков!

— Да? — заинтересовалась я. Пять медяков это было очень мало, очень. По стоимости как буханка хлеба.

Я колебалась недолго. Все-таки божественное откровение, да и пять медяков — это такая мелочь! Покопавшись в кошельке, я достала два серебряных и напомнила: