— Знаешь, я… — как-то странно на меня глядя, будто заклиная что-то сделать, произносит он.

Из прихожей раздаются шажки босых ног. Мы одновременно поворачиваем головы. В проеме двери появляется Лаура со слоником в руках.

— Почему ты не спишь, киска? — Я встаю и стягиваю с рук перчатки. В раковине остались всего две тарелки, домыть их можно и после.

— Нам не спится, — тонким голоском говорит Лаура.

— Почему? — спрашивает Дэниел. Его глаза светятся любовью, и я даю себе слово, что каким бы ни оказалось это темное пятно в его биографии, я не укажу ему на дверь.

— Потому что у Люка болит животик, а мне начал сниться нехороший сон и я сразу проснулась, — выпячивая губки, рассказывает Лаура.

Дэниел ласково улыбается, и мне кажется, что его глаза как-то особенно ярко блестят, будто смоченные слезами. Он протягивает Лауре руки, и та с радостью забирается ему на колени. Дэниел гладит ее по голове.

— Животик Люка мы сейчас же вылечим. Мама, дай-ка нам хорошего лекарства.

Достаю аптечку и извлекаю из нее первую попавшуюся баночку с таблетками.

— И кружку воды, — просит Дэниел. — Запить.

Киваю, будто всю жизнь поила игрушечных слонов, достаю маленькую кружечку Лауры и наполняю ее водой.

— Пожалуйста.

Дэниел с сосредоточенным лицом достает таблетку, ловкими движениями пальцев, как профессиональный фокусник, подносит ее ко рту слона и прячет в руке. Лаура завороженно наблюдает за ним. Дэниел наклоняет голову игрушки к воде и вздыхает.

— Все, Люк здоров. Теперь займемся твоими снами.

Он встает, бережно держа на руках Лауру и слоника и, кивая на ходу мне — не волнуйся, мол, мы и без тебя разберемся, — идет прочь из кухни. Я заканчиваю уборку, вспоминая отдельные эпизоды прошедшего дня и чувствуя себя так умиротворенно, как не чувствовала давным-давно.

Когда Дэниел спускается и снова заходит на кухню, я беседую по телефону с мамой. Они как раз добрались домой и звонят, чтобы еще раз поблагодарить за праздник.

Дэниел моргает и кивает, показывая, что все в порядке, и садится на прежнее место. Я договариваю, кладу трубку и спрашиваю:

— Уснула?

— Да. — Дэниел улыбается, явно гордясь собой. — Я сказал ей, что, если представить что-нибудь любимое, или вкусное, или красивое, сон обязательно приснится хороший. Она долго решала, о чем ей подумать — о мороженом с пеканами или о карамельном пудинге, — и выбрала ни то ни другое, а ежевику, закрыла глаза, пару минут ворочалась, а потом вдруг сладко засопела, и я понял, что она спит.

Киваю.

— Да, с ней такое бывает. Говорит: что-то не спится, и тут же отключается. — Развожу руками. — Вот такие они забавные, дети. — Мне вдруг вспоминается то мгновение, когда Лаура еще шлепала по прихожей, и я сдвигаю брови. — Ты вроде бы что-то хотел сказать? Перед тем как она появилась?

Дэниел хмурится.

— Разве? — Задумывается. — Что-то не припомню.

Пожимаю плечами. Может, оно и к лучшему.

День начался с удачи: бизнесмен из Далласа, ценитель молодых талантов, не торгуясь покупает у меня картину юного Клегга — первую работу, с которой тот решил расстаться. До ланча я созваниваюсь еще с двумя возможными клиентами, потом забираю из садика Лауру, после чего мы встречаемся с Дэниелом и все вместе подкрепляемся в закусочной, оформленной в виде вагона-ресторана.

Вечером Дэниел приезжает к нам, и они с Лаурой резвятся в саду, а я сажусь на лавку в заднем дворе и собираюсь позвонить одному из художников, когда слышу звук подъезжающей машины. Кто бы это мог быть? Мы никого не ждем…

Охваченная легкой ничем не обоснованной тревогой, убираю телефон в карман, обхожу дом и останавливаюсь перед черным «БМВ» на подъездной дорожке. Из него выходит темнокожий человек в сером идеально выглаженном костюме и светлой рубашке.

— Миссис Монтгомери? — с почтительно-скорбным видом спрашивает он.

Меня посещает идиотская мысль сказать, что он ошибся адресом, чтобы оградить себя от любых неожиданностей, но я киваю.

— Да.

Незнакомец протягивает руку.

— Сэм Джойнер. Я из ФБР.

У меня все леденеет внутри. Всякое упоминание об агентах Бюро наводит меня на самые жуткие мысли. Я так пугаюсь, что пожимаю руку Джойнера лишь несколько мгновений спустя.

— Что-нибудь стряслось?

Он утешающим жестом поднимает руку.

— Нет-нет, ничего. Пожалуйста, не волнуйтесь. Мне просто хотелось бы поговорить… о вашем муже. О подробностях его гибели. Если вы не готовы или заняты, скажите — я тут же исчезну.

Чувствую на себе холодное дыхание черного прошлого. Половина души молит: оставь все как есть, а вторая, наполненная любовью к Ричарду, жаждет знать все до последней мелочи.

— Нет, я не занята, — отвечаю я, не узнавая собственного голоса. — Пожалуйста, пойдемте в дом.

Джойнер садится на диван и обводит гостиную задумчивым взглядом.

— Кофе, чай, кола? — спрашиваю я, отчасти из желания потянуть время.

— Нет, спасибо.

Сажусь напротив незваного гостя и глубоко вздыхаю, настраиваясь слушать.

— Я давно собирался навестить вас, миссис Монтгомери, — произносит Джойнер мягким спокойным голосом. — Но решил, пусть пройдет время, поуляжется боль. Трагедию все равно уже не предотвратить, но кое-что важное о том, как работал ваш муж, вы имеете право знать…

Киваю, давая себе слово не раскисать.

— Ричард был человеком исключительно храбрым и прозорливым, — говорит Джойнер. — В том деле именно благодаря ему мы после длительных и бесполезных обсуждений наконец вышли на верную тропу.

— Правда? — удивляюсь я. Передо мной Ричард в жизни не хвалился подобными успехами, очевидно не придавая им большого значения.

Джойнер кивает.

— У него было особое чутье, редкий следовательский дар и предельная готовность жертвовать собой, чтобы спасать невинных людей от безумств и насилия… — Исполненным грусти взглядом он смотрит на увешанную фотографиями стену. — У вас есть дочь. Я знаю, Ричард рассказывал. Из-за того, как он был предан семье, ребята даже в шутку называли его женатиком. — Печально улыбается.

Я держусь из последних сил. Брови уже сдвигаются, губы кривятся. Еще немного — и заплачу. Джойнер, видя это, какое-то время тактично молчит, давая мне время взять себя в руки. Делаю два глубоких вдоха и выдоха и киваю.

— Пожалуйста, продолжайте.

Агент смотрит на меня выразительным взглядом, прося собраться с мужеством. Зажмуриваюсь, жестко приказываю себе быть сильной, раскрываю глаза и снова киваю.