Управляющий помог Гвинет сойти с коня, и она поблагодарила его за это. Тем временем конюхи помогли спуститься с коней Энни и Лайзе Даф. Молодой фрейлине сказали, что ее служанок отведут на кухню: все считали, что Лайза теперь служит ей. Перед тем как уйти на кухню с одним из поваров, Энни заверила свою госпожу, что посмотрит, как расположен замок, но быстро вернется, позаботится об удобствах Гвинет и приведет в порядок ее дорожную одежду. Гвинет видела, что Энни устала от скачки, и Лайза утомилась не меньше. Она приняла решение и, повернувшись к Тристану, попросила:

— Нельзя ли накормить моих служанок и отвести их спать?

— Нет, нет! — запротестовала Энни.

— Пожалуйста, не спорь: мы все ляжем отдыхать, — заявила Гвинет. — Тристан, распорядитесь, пожалуйста, чтобы мне принесли поесть в мою комнату. Лорд Рован только что вернулся домой. Я знаю, что ему будет очень дорога возможность побыть с женой. А я буду очень счастлива, если буду знать, что не создала ему никаких неприятностей.

— Будет сделано, как вы желаете, — заверил ее Тристан.

Но все же, когда они вошли в замок, им было нужно пересечь огромный зал. Перед этим они прошли сначала через один дверной проем, потом через второй, и в это время у них над головой было только небо. Такой проход на крыши — захаб — позволял защитникам замка осыпать стрелами и поливать кипящим маслом тех врагов, которые сумели бы прорваться так далеко. «Действительно, что поместье — сильная крепость», — подумала Гвинет.

На стенах большого зала по всей его длине висели мечи со щитами — и новые, и оставшиеся от прежних времен. От этого замок казался еще мощнее и долговечнее. Тристан долго вел ее по бесконечно длинному коридору, наконец они оказались перед каменной лестницей с широкими ступенями, ведущей наверх.

— У вашего лорда огромный дом, — заметила Гвинет, поднявшись по лестнице.

— Что вы, миледи, не так уж он велик, — весело возразил Тристан. — Жилые комнаты наверху, комнаты для прислуги внизу. Вы легко запомните дорогу к своей комнате. Я скажу, чтобы ваших служанок отвели в маленькую комнату в конце зала, они будут рядом с вами. Хозяйские комнаты — вон там, справа, а я всегда нахожусь в крошечной комнатке, которая примыкает к хозяйской, на случай, если вам будет что-то нужно.

Он открыл одну из дверей и пропустил Гвинет впереди себя в ее комнату. Дорожные сумки были уже принесены сюда и поставлены у задней стены, напротив гардероба. Возможно, это была комната для гостей, но Гвинет она показалась слишком большой — гораздо больше, чем ее комнатка в Холируде.

Слуги уже принесли воду, чтобы девушка могла смыть с себя дорожную пыль, и поставили на изящный туалетный столик блюдо с вином, хлебом и сыром. Массивная кровать была застелена теплым шерстяным одеялом, а простыни пахли свежим воздухом горного края. Здесь было все, что Гвинет могла пожелать.

— Ну вот, располагайтесь, миледи, — обратился к девушке Тристан.

— Здесь чудесно. Мне будет очень удобно, — заверила его Гвинет.

Он еще немного помолчал.

— Спасибо, — сказала ему Гвинет.

Но он все не решался уйти.

— Я не хочу отвлекать вас от других ваших обязанностей, — добавила она.

Тогда он наконец заговорил:

— Если вы ночью услышите крики, то не бойтесь. Леди Кэтрин… она иногда просыпается ночью, и ее пугают странные существа, которые возникают в ее воображении. Мы сидим с леди всю ночь, чтобы быстро успокоить ее. Но если вы услышите крик… он не должен вызывать у вас страх.

— Несчастная леди! — воскликнула Гвинет.

— Да, несчастная леди, несчастный лорд…

Она с изумлением увидела, что Тристан вдруг рассердился.

— Дай бог, чтобы королева знала о стараниях тех людей, которые усердно ей служат, — сказал он. — Часто верность — ничто, и человек непостоянен как ветер, а лорд Рован всегда и неизменно верен тому, что он чтит. — Тут он, видимо, понял, что говорил слишком смело, и закончил: — Простите меня. Желаю вам хорошо отдохнуть.

Последние слова были сказаны спокойно, словно управляющий опять надел маску и скрыл свои истинные чувства. Затем он улыбнулся и оставил Гвинет одну. Она оглядела свое временное жилище. Кто-то даже заботливо поставил на столик вазу с полевыми цветами. Она знала, что ее поселили здесь по приказу королевы, но все равно продолжала ощущать странное чувство вины. Гвинет по-прежнему чувствовала, что без права вошла туда, где ей не положено быть. Она так ненавидела Рована вначале, когда ей казалось, что он не поддерживает Марию. Девушка думала, что он считает себя главнее французских приближенных королевы, которые чувствовали себя хозяевами в Шотландии. Рован всегда был готов высмеять что-нибудь, но теперь Гвинет знала: эта склонность к насмешкам — не признак мелкой души. Так лорд Грэм скрывал глубину своих чувств и своей печали. Он был готов бороться с любым злом, которое могло встретиться на его пути, просто был осторожен.

Он защищал ее и послушно выполнял ее желание. Гвинет сказала себе, что благодарна ему за это — и только.

Их путь был долгим и утомительным, и девушка была рада возможности побыть в этой комнате, милостиво принимать услуги, которые ей оказывают, и ждать, когда настанет день отъезда. Она горячо надеялась, что это миг не наступит скоро.

А пока Гвинет стала обживать эту комнату. Она сняла дорожное платье и вымылась. Мыло — она улыбнулась, заметив это, — было французское. Энни вовремя принесла ей ужин, сообщив, что сразу же уложила Лайзу в постель, и заверив свою госпожу, что утром они все будут чувствовать себя гораздо бодрей.

Энни была в восхищении от своей комнаты.

— У нас одна комната на двоих, и такая большая! — с восторгом воскликнула она, а потом шепнула: — Я думаю, нас поселили в комнате для гостей — лорда и леди, чтобы мы были ближе к вам. Какая доброта!

«Это, несомненно, правда», — подумала Гвинет, быстро поблагодарила Энни и отослала ее спать. Потом она поужинала: после долгой скачки девушка была очень голодна. Затем надела ночную рубашку и легла спать.

Но, несмотря на сильную усталость, Гвинет не могла заснуть. Темнота в этом странном замке мучила ее. Огонь горел слабо, и комната была полна длинных теней.

Ее предупредили, что ночью она может услышать крики — больную жену Рована терзают демоны. Она приказала себе не бояться, но не могла справиться с собой и тревожно прислушивалась к тишине.

Она его не узнала. Его собственная жена не узнала его.

Так было все время, но каждый раз боль пронзала Рована снова, и он чувствовал, как сердце истекает кровью. Кэтрин была слаба, как котенок, она исхудала и была похожа сейчас на ребенка. Когда сиделка радостно объявила ей, что ее муж снова дома, она посмотрела на Рована, но в ее взгляде была пустота.

Ее голубые глаза были огромными как блюдца на исхудавшем, с выступающими скулами лице. Она не испугалась, когда он поцеловал ее в лоб, сел рядом с ней и взял за руку. Ровану казалось, что она всегда была больна и что его сердце разбито с тех пор, как он понял, что должен позаботиться о себе сам, ведь ее жизнь постепенно уходит из нее.