замужем, Ева! — глаза моего отца наполняются презрением, я держусь за спинку стула, стараясь балансировать на здоровой ноге. — Решила подставить меня перед приличными людьми? Я тебе не позволю, поняла меня?! Не для того тебя обеспечивал всем, чтобы ты потом подобное выкидывала.

Мне становится страшно. Я впервые в жизни думаю о том, что родной отец действительно способен поднять на меня руку.

— Я… Я не уверена, что могу выйти за Александра… Прости.

Я сказала это. Я позволила себе немного помечтать и представить, как отец с пониманием относится к моему решению и расторгает помолвку, потому что счастье единственной дочери для него важнее денег, которые он в состоянии заработать сам.

Только все мои розовые фантазии рушит хлесткий отпечаток мужской ладони на моей щеке.

Мне даже не больно в первый момент. Это настоящий шок.

Меня. Ударил. Собственный отец.

— Не смей даже думать об этом! Ты не сорвешь эту свадьбу, маленькая потаскуха. Я дал тебе все, ты всем обязана своей семье и не имеешь права подвести ее, ясно тебе?! Закрепи это в своих мозгах, если они у тебя, конечно, имеются. Я уже не уверен в этом. Свадьба состоится, это решенный вопрос, — жестко отрезает, достает из морозилки пакетик с какими-то замороженными овощами и протягивает мне.

Я хочу зажмуриться изо всех сил, а потом открыть и глаза и понять, что все это было обычным сном. Только, к сожалению, я остро чувствую жгучий отпечаток обидной пощечины, боль от которого доказывает жестокую реальность происходящего. Щека начала пылать — я отошла от первой волны непонимания и теперь прекрасно все чувствую.

У моего отца непроницаемое лицо и стеклянный равнодушный взгляд, он буквально впихивает мне эту несчастную заморозку и слишком резким движением дергает стул, за который я держалась все это время.

Будто специально вырывает его из моих рук. Не достаточно того, что я и так едва держусь.

— Сядь, Ева, и приложи холодное к щеке, иначе останется след.

Он и так останется.

Даже если не на лице — на моей душе уж точно.

Родители ведь должны защищать, правда? Мне едва удается сдержать слезы, когда я понимаю, что в моем случае защита требуется скорее от отца.

Я даже ответить ему ничего не могу, потому что… А что говорить?

Он ведь в любом случае пропустит все мимо ушей. Сделает вид, что ничего не слышал.

Мне хочется, чтобы меня оставили одну. Хочу включить какой-нибудь грустный фильм и как следует нарыдаться, чтобы в завтрашний день войти с искренней улыбкой и абсолютно пустой головой.

— В эти выходные у банка твоего будущего мужа будет юбилей. Ты должна быть готовой, я переведу тебе на карточку деньги, купи себе что-то приличное. Не хочу, чтобы уважаемые люди посчитали, будто я не могу содержать дочь.

— У меня есть платья… — потерянно говорю. Слабо понимаю, что вообще сейчас происходит.

— Новое купишь, порадуешь себя, — отрезает недовольно, сильнее хмурит брови. — И на твоем пальце должно быть кольцо. Я спущу тебе сейчас его отсутствие, но постарайся к субботе привыкнуть к своему статусу. Ты слышишь меня?

— Да… — отвечаю хриплым сломанным голосом, лишь бы отец оставил меня в покое. Пусть он уйдет, пожалуйста…

Отец звонит своему водителю и просит подогнать машину к подъезду, пока я чувствую покалывание от холода в руке, которой прижимаю пакет с, кажется, брокколи к опухшей щеке.

Придется, наверное, готовить ее на ужин, чтобы не замораживать второй раз. Я слышала, что так делать не рекомендуют, все полезные свойства теряются.

Боже, почему я вообще думаю об этом в такой момент…

— Люблю тебя, дочь. Помни о своей семье.

А у меня язык не поворачивается сказать отцу то же в ответ.

Он больше не заслуживает такого привычного «я люблю тебя, папуль», потому что урок, который он только что провел для меня, отлично расставил все по своим местам.

— Покажи, — он заставляет меня отнять пакет от щеки, качает головой. — Ты сама меня вынудила, дочь, но я сожалею, что пришлось прибегнуть к таким методам. И переоденься уже наконец, самой-то не противно от этих тряпок?

Мне противно. Но не от одежды, которая в данный момент на мне.

Маленькое солнышко внутри меня потушили тоннами литров ледяной воды, и сейчас я пытаюсь отплеваться от едкого пара, который скапливается в горле и не дает сделать вдох.

Я отравлена, и от этого яда нет лекарства.

Девятнадцатая глава. Ева

Помещение для банкета невероятно просторное, но в действительности мне нечем дышать.

Кольцо на пальце ощущается так, словно в тонкую оправу вставлен не драгоценный маленький камень, а самый настоящий булыжник размером с мою голову. Я иногда снимаю его, когда никто не видит, но через пару десятков секунд свободы мне все равно приходится возвращать кольцо на место, потому что ко мне подходят разные важные шишки — знакомые отца и моего будущего мужа — и поздравляют с помолвкой.

А мне во весь голос хочется закричать о том, что я не сама решила связать себя узами брака. Вместо этого приходится лишь натянуто приветливо улыбаться.

— Ева, сделай лицо попроще. Ты не среди дураков находишься, люди видят, что с тобой что-то не так, — отец приносит мне очередной бокал шампанского, уже третий за этот вечер, а я ищу взглядом место, куда его можно будет поставить, как и все предыдущие, потому что боюсь нечаянно привлечь к себе внимание шумом от разбитого бокала.

У меня ужасно потные от волнения ладони, и он просто может выскользнуть из них.

— Я и так стараюсь. Чего еще ты от меня хочешь, пап? — поджимаю губы, отвечая ему. Когда общество собственного отца стало вызывать лишь отрицательные эмоции?

— Не дерзи мне, дочь. Мы уже разговаривали на эту тему. Найди Александра, почему ты стоишь здесь одна? Жена должна быть при муже — улыбаться его будущим партнерам и любезничать с ними.

— Да? Тогда не подскажешь, а