Почему Стефенс и Казервуд не предприняли новых экспедиций на землю майя, мы не знаем.

Письмена с «Алтаря Q» (вверху) в сравнении с письменами из «Дрезденского кодекса» (внизу)

Скорее всего, у исследователей возникли проблемы со здоровьем. Они планировали издать еще одну книгу, более дорогую, гораздо лучше иллюстрированную, чем две первых, и даже придумали название — «Американские древности», — намереваясь включить туда материалы исследования Гумбольдта и великого историка Уильяма Прескотта, книга которого «Завоевание Мексики» вышла в свет в 1843 году. Однако при предполагаемой немалой цене будущей книги в 100 долларов Стефенс для финансирования проекта не смог найти девятисот подписчиков. Тем не менее в 1844 году в Лондоне Казервуду удалось издать свою собственную, хорошо иллюстрированную 25 литографиями книгу «Виды древних памятников Центральной Америки, Чьяпаса и Юкатана» («Views of Ancient Monuments in Central America, Chiapas and Yucatan»). Книга получилась весьма необычной: кроме ранее издававшихся гравюр Казервуд поместил множество рисунков, проливавших свет на первозданную природу Месоамерики и обычаи ее коренных жителей.

В последующие годы Казервуд вернулся к занятиям архитектурой, а затем, обнаружив в себе дар инженера-путейца, вернулся в Латинскую Америку, где с энтузиазмом участвовал в строительстве железной дороги в Панаме. А что же его компаньон? Стефенс некоторое время подвизался на ниве политики, временами участвовал в прибыльных экономических проектах, включая инвестирования в горнорудное дело и финансирование пароходной компании. И все-таки не вылеченная до конца малярия подточила и без того неидеальное здоровье великого путешественника. Говорят, что его обнаружили лежащим без сознания под раскидистым панамским деревом и в тот же день отправили в Нью-Йорк, где он через несколько суток скончался. Стефенсу было всего 47 лет. Его друг и компаньон Казервуд погиб спустя два года, когда пароход «Арктик», на котором он совершат поездку из Англии в США, в густом тумане у берегов Ньюфаундленда столкнулся с другим судном. Казервуд оказался в числе трехсот утонувших пассажиров.

Сегодня археологи всех стран с уважением и некоторой завистью оглядываются на своих великих предшественников. И вправду, есть чему завидовать: Стефенс и Казервуд окунулись в джунгли и в мистерию майя в ту самую эпоху, когда все замечательные открытия ждали своего часа и своего первооткрывателя. Быть первопроходцем — трудное, опасное дело, однако невероятно интересное и благодарное.

Ученые и исследователи

Во второй половине XIX века под влиянием книг Стефенса и Казервуда интерес к истории народов Нового Света вообще и майя в частности вырос необычайно. На волне этого интереса появилось множество новых исследователей. Одни, как и предсказывал Стефенс, вели свою научную работу в тиши библиотек и кабинетов, а другие пошли по стопам смелых путешественников, чтобы добывать научный материал «вживую». Такое раздвоение интеллектуальных усилий продолжается по сей день. Прежде чем заглянуть в библиотеки и кабинеты ученых, необходимо упомянуть о Джордже Стюарте и Майкле Коу, которые вытащили из научного небытия основоположника дешифровки майяской письменности Константэна Самюэля Рафинеска-Шмальца. Этот человек родился в 1783 году в немецко-французской семье, и ему исполнилось всего лишь три года, когда Антонио дель Рио вел свои исследования в Паленке. Рафинеск стал прекрасным ботаником и зоологом, но свое признание видел в мире точных чисел. Через десять лет интенсивной учебы, скитаний и приключений он в 1820 году перебрался в США, где посвятил себя изучению древних письменных систем. Истинный любитель популярной научной литературы, выписывавший множество научных журналов, Рафинеск в середине 1820-х годов познакомился с иллюстрациями иероглифов Паленке, выполненными Вальдеком для довольно неточного и небрежного отчета дель Рио. Также он обратил внимание на копии страниц «Дрезденского кодекса», опубликованные в гумбольдтовском труде «Виды на Кордильеры».

В ту эпоху два вышеупомянутых труда между собой никак не связывали. Кодекс вообще каталогизировали в Дрездене как «разукрашенный мексиканский манускрипт» и считали принадлежащим цивилизации ацтеков. В сотрудничестве с американским историком Джеймсом Маккалохом Рафинеск выяснил, что иероглифы из «Кодекса» и письмена Паленке принадлежат одному и тому же языку. Он определил иероглифы, которыми майя обозначали вполне конкретные числа, и установил связь между иероглифическим письмом майя и поздним, «усовершенствованным» письмом ацтеков, а также между письменной системой древних майя и их современными диалектами цельталь и чонталь.

Интересно, что Рафинеск создал свой собственный журнал — «Атлантический журнал для любителей знаний», куда львиную долю научных статей писал сам. В 1832 году на страницах собственного периодического издания он опубликовал статью под заголовком «Второе письмо мистеру Шампольону, касающееся американской графической системы и иероглифов Отолума и Паленке в Центральной Америке». В общем-то публикация представляла собой развернутое резюме всех его достижений, открытий и догадок:

Кроме монументальной письменности у того же народа, который построил Отолум, существовал и демотический алфавит, обнаруженный в Гватемале и на Юкатане. Образцы этого письма, представленные Гумбольдтом, находятся в Дрезденской библиотеке. Эти образцы признаны элементами гватемальской культуры, но никак не мексиканской. На одной их страниц «Дрезденского кодекса» изображены буквы и цифры. Цифры представлены линиями, обозначающими «5», и точками, обозначающими единицы. Это видно из того, что точек никогда не бывает более четырех. Цифры из кодекса довольно похожи на цифры, срисованные со стел и монументов. Слова же из кодекса не так красивы, как высеченные на монументах, и между ними имеются небольшие различия, прежде всего, художественные. Я не вижу препятствий для расшифровки древних текстов, тем более что манускрипты составлены на все еще живом языке, и смысл записанного был понятен в Центральной Америке по крайней мере 200 лет назад.

Стюарт, Коу и целая армия исследователей майя горячо приветствовали появление новой научной величины, нового энтузиаста, который за несколько лет до путешествий Стефенса и Казервуда, используя скудный научный материал, предпринял первые практические шаги на пути к дешифровке письмен майя. Нам неизвестно, встречались ли Рафинеск и Стефенс лично, но перед тем как Рафинеск умер в 1840 году в полной нищете, Стефенс в одном из своих трудов уже назвал его «первопроходцем в своем деле». Оба ученых считали, что наступит тот день, когда письменных источников накопится так много, что уже не составит никакого труда расшифровать все древние записи.

Величайшим охотником за документальными материалами и одним из главных популяризаторов майяологии, или майяистики, в XIX веке считается француз Шарль-Этьен Брассёр де Бурбур. В 1854 году Брассёр совершил свою третью и самую успешную поездку в Центральную Америку. Он находился там почти три года, причем целый год даже служил приходским священником в маленьком городке Рабиналь в высокогорье Гватемалы. Бывший журналист и писатель, он в возрасте 31 года облачился в рясу священнослужителя, для того чтобы, по его словам, под такой серьезной, удобной и уважаемой личиной предаться серьезной исследовательской работе.