проволокой. Труд был адский, многие такой нагрузки не выдерживали умирали. По собственной воле они не могли поменяться даже койками в бараке. В каждой из них был человек, отвечавший за поддержание чистоты и порядка, как правило освобожденный от тяжелых физических работ. Если трудармеец выполнял или перевыполнял план, был дисциплинирован, то ему разрешалось свидание с родственниками. После такой встречи его тщательно обыскивали. Сбежать от непосильного труда и голода было практически невозможно — система вооруженной охраны там работала безупречно. Людей проверяли по спискам утром и вечером, если кого-то не хватало, немедленно объявлялся розыск. На работу трудармейцев выводили строем под присмотром стрелков ВОХРа. Много было больных.

Кроме того, для предотвращения побегов за пределами строящихся объектов было немало скрытых точек наблюдения чекистов. Работала и широко разветвленная агентурная сеть осведомителей, за лишнюю пайку хлеба свои же сдавали своих. Нарушители дисциплины выявлялись регулярно: так, в 1942 году на «Челябметаллургстрое»(а основная часть ливановских трудармейццев работал на создании этого завода) было расстреляно 309 немцев за саботаж и дезертирство, еще 230 приговорены к различным срокам заключения.

Макотченко В.С.(демобилизованный с фронта) был назначен директором школы с совмещением преподавания истории. В 1944 году он поступил, а в 1948 году окончил исторический факультет Магнитогорского педагогического института. Десять лет директорствовал в Ливановской средней школе, которая в 1943 году была преобразована в среднюю с восьмым, а в последующие годы с 9-10 классами. Просьбу родителей, руководства колхоза, сельского совета, парторганизации колхоза поддержали секретарь Орджоникидзевского райкома партии Виктор Матвеевич Образцов, заведующий Кустанайским облоно Илья Фомич Клевцур. Сколько радости в селе: дети смогут учиться дальше. Успевающим давали тетради, цветные карандаши, 0,5 килограмма сахара и т. д., но существовала несправедливость, у тех детей чьи родные с семьи попали в плен, либо пропали без вести, или были репрессированным — такой льготы не предусматривалось. Обучение велось и иностранным языкам, в Ливановской школе преподавали русский, украинский, немецкий и арабский языки. Арабская азбука была основой грамматики для казахов вплоть до 1949 годаИ только учитель Илья Пантелеевич Сербин убедил председателя райисполкома, что кормить необходимо всех — это же дети. В тот период школьный учитель в селе получал 240 рублей, техничка в школе 110 рублей, часть заработка приходилось перечислять в счет обязательных и добровольно-принудительных платежей фронту. С августа 1941 года в СССР наметился устойчивый рост цен, в том числе на продукты и предметы первой необходимости.

Макотченко Василий Семенович

Илья Пантелеевич Сербин

В октябре 1941 года были введены карточки. Своего максимума цены военного времени достигли в мае 1943 года, когда, в тыловой Челябинской области(а наш регион во время войны относительно относился к Челябинской области) за килограмм свинины на рынке требовали 400 рублей, за 1 кг муки — 230 руб, картошка шла по 76 рублей.

В 1946 году состоялся первый выпуск средней школы. Ученики Ливановской школы в годы войны стали серьезными производственными единицами. Учащихся, начиная с 7 класса, обучали сельскохозяйственным работам: как ухаживать за посевами, проводить весенне-полевые и уборочные работы. После двух уроков всех ребят отправляли на работу — на поля, на сенокос, на ток; дети собирали верхушки клубней картофеля, на удобрение — золу и куриный помет. Детей разбивали по отрядам, в которых устанавливался военизированный порядок: режим, подъем по сигналу, выход на работу строем, беспрекословное подчинение и строжайшее исполнение поручений учителей, председателя колхоза. В полевых работах были заняты как учащиеся, так и учителя. Кроме того, школьников обязывали заниматься агитационной, культурно-массовой и военно-физкультурной работой. В школах детей учили стрелять, бросать гранаты, ползать по-пластунски. А еще пионеры принимали участие в сборе теплых вещей, подарков для фронта, средств для строительства военной техники.

Из воспоминаний Исы Коздоева: " Попал в Денисовский интернат для сирот. Потом из этого интерната меня как спецпереселенца исключили: иди куда хочешь. Отправили меня в Ливановку. Был такой поселок на окраине Денисовского района. Глава РОНО сказал, что там есть одно место: "Все время танцуй, пока будешь ехать, чтобы не замерз в кузове.". Пятьдесят километров надо было ехать в открытой машине. Хвала аллаху, мороз был несильный, градусов десять. Танцевал! И ритуал "зикр" совершал.

Село располагалось на кургане, дом коменданта — наверху. Он вывел меня: "Камышовую крышу видишь?" — "Вижу". — "Хорошо видишь, ингуш?" — "Хорошо вижу". Потом он мне дал пинка. "Катись, — говорит, — туда. Там отдашь документы".Это был маленький детдом. Встретили меня в детдоме хорошо, сразу отвели в столовую. Надежда Васильевна, наша кухарка, большую миску борща мне поставила: «Все ешь, а то половником по голове огрею, сукин сын». А я и без нее бы все уплел! В детском доме было семнадцать девочек и тринадцать мальчиков. Бывший кулацкий дом, широкий коридор посередине, с одной стороны мальчики, с другой — девочки. Полные сироты, как я, жили на полном обеспечении круглый год. По национальности — русские, украинцы, казахи, немцы, девочки-литовки были. Так я жил с шестого по десятый класс, до 1956 года.

Временное удостоверение отца Исы Кодзоева Иса Кодзоев рос замкнутым и обидчивым ребенком. И гордым. В письме через много-много лет он напишет своей учительнице, Ульяне Лукьяновне Мостовой, которая преподавала в те годы русский язык и литературу в селе Ливановка Орджоникидзевского района Кустанайской области Казахстана и была воспитателем в детском доме, где учился Исса Кодзоев: «Помните ли Вы тот день, когда я почти нагой пришел в детдом? Это было в декабре. На мне — полуботинки и рваный картуз. День был морозный, а я проехал более полуста километров. Но этот день не был худшим в моей жизни. Худшее было раньше. Вам даже неизвестно, почему меня исключили из Денисовского интерната. Вот теперь, когда прошло много лет, я расскажу… Ругая меня, учитель ботаники плохо отозвался о моем покойном отце. Я швырнул в него гербарий, а потом сел на пол и зарыдал. Моя мать умерла, когда мне было три месяца, плохо помню и отца. И,наверное, я бы вечно мерз, не будь Вас, многих учителей и других людей, тех, кто заменил мне родителей.

Педагогический коллектив ливановской средней школы 1950–1952 годы. Директор школы Ержанов. Марченко И.К. Пертренко(Мостовая) У. Л. Венгрова П.Л. Григурко