- Ну, у тебя не было необходимости ни молиться, ни ругаться посреди дороги, - сказала в ответ Миранда. - Но я рада: я боялась, что дело обстоит хуже. Боюсь, тебе на роду написано причинять неприятности себе и другим, пока ты не укоротишь свой непокорный язык.

- Иногда мне хочется укоротить язык Минни, - пробормотала Ребекка, направляясь в столовую, чтобы накрыть стол к ужину.

- Ну и ребенок! - сказала Миранда, снимая очки и откладывая чулок, который штопала. - Тебе не кажется, что она чуточку сумасшедшая, а, Джейн?

- Я думаю, что она не похожа на других, - ответила Джейн задумчиво, и чуть заметная тревога отразилась на ее милом лице, - но к лучшему это или к худшему, трудно сказать, пока она не вырастет. В ней есть самые разнообразные задатки, но иногда мне кажется, что мы не способны справиться с ней.

- Что за вздор! - сказала Миранда. - Говори за себя. Я чувствую, что способна справиться с любым ребенком, какой только родился на свет!

- То, что ты так считаешь, не значит, что так оно и есть на самом деле, - с улыбкой возразила Джейн.

Открытое выражение своего мнения стало до совершенно пугающей степени входить у нее в привычку.

Примерно в это же время у Ребекки, прочитавшей рассказ о спартанском мальчике, зародилась идея о необходимости какой-либо мягкой формы самонаказания, которую можно было бы применять тогда, когда она будет вполне уверена в том, что это окажется для нее полезным. Непосредственной причиной такого решения послужил случай несколько более печальный, чем те, что обычно имеют место на жизненном пути, изобилующем печальными событиями.

Облаченная в свое лучшее платье, Ребекка отправилась на чай к Коббам, но, проходя по мосту, была внезапно очарована красотой реки и оперлась о свежевыкрашенные перила, чтобы полюбоваться мощным потоком, стремительно несущимся с плотины. Опустив локти на верхнюю перекладину и склонившись вперед с восхитительной непринужденностью, она стояла там, мечтая.

Река за плотиной казалась зеркальным озером, пленяющим прелестью отраженных на его поверхности зеленых берегов и голубого неба. С другой стороны плотины было вечно кружащееся чудо воды, льющейся неистощимыми сияющими золотистыми потоками, которые терялись внизу в снежных глубинах пышной пены. То сверкающий на солнце, то мерцающий в свете летней луны, то холодный и седой под хмурым ноябрьским небом, то пробирающийся через плотину тонкой струйкой во время июльской засухи, то вздувшийся с бурной силой в апрельский паводок - сколько юных глаз вглядывалось в тайну и величие этого водопада, сколько юных сердец мечтало о будущем, опершись о перила моста и рисуя в воображении прекрасные картины на поверхности воды, исчезающие затем в "свете обычного дня".

Ребекка никогда не проходила по мосту без того, чтобы, повиснув на перилах, не удивиться и не задуматься. В данный момент она заканчивала следующее стихотворение:

Однажды в тихом штате Мэн

В час утра золотой

Ребекка Рэндл и Эмма-Джейн

Стояли над рекой.

И Эмма-Джейн сказала вдруг:

"О, как хотела б я,

Чтоб тихой, ясною, как пруд,

Была вся жизнь моя".

"Мне водопада шум милей!

Удел пусть будет мой -

Нестись стремительно с высот

Иль бурной бить струёй!"

(Сказала это та из них,

Чьи волосы черны.

Подруги не похожи,

Заметить мы должны.)

Но ах, увы! Не знаем мы,

Что нам судьба пошлет:

Быть может, бури - Эмме-Джейн,

А мне - наоборот.

- "А мне - наоборот", пожалуй, не очень хорошо, но не могу придумать ничего другого. О, как пахнет краской! О, она на мне! О, я измазала все мое лучшее платье! О, что скажет тетя Миранда!

Заливаясь слезами горьких сожалений, Ребекка бросилась на вершину холма, где стоял дом Коббов, в полной уверенности, что найдет там сочувствие, и надеясь вопреки всему на какую-то помощь.

Миссис Кобб разобралась в ситуации с первого взгляда и заверила, что может удалить почти любое пятно с почти любой ткани. Это ее заявление торжественно подтвердил дядя Джерри. Он поклялся, что "мать" может удалить что угодно, иногда она удаляет ткань вместе с пятном, но рука у нее, у "матери", твердая.

Испорченное платье было снято и частично погружено в скипидар, а Ребекка, облачившись в голубой ситцевый капот миссис Кобб, украсила своей особой праздничный стол.

- Пусть это не лишает тебя аппетита, - ворковала миссис Кобб. - Тут для тебя печенье с кремом и мед. Если скипидар не поможет, я попробую мыльный камень, жженую магнезию, теплый мыльный раствор. Если и это не подействует, то отец сбегает к Страутам и попросит немного того состава, который Марта купила в Милтауне, чтобы вывести пятно от смородинного пирога со своего подвенечного платья.

- Не пойму, как могло произойти такое ужасное несчастье, - шутливо сказал дядя Джерри, передавая Ребекке вазочку с медом. - Надписи "Осторожно, окрашено" висят вдоль всего моста, так что и слепой не мог бы проглядеть, и я никак не могу придумать объяснения такому досадному происшествию.

- Я не заметила надписей, - печально сказала Ребекка. - Наверное, потому, что я смотрела на водопад.

- Водопад там с сотворения мира и до конца мира, как я предполагаю, на том же месте останется, так что тебе не было нужды рваться взглянуть на него... Дети иногда обходятся ужасно дорого, мать, но я полагаю, нам без них не обойтись, - сказал он, подмигивая жене.

После ужина Ребекка настояла на том, чтобы ей было позволено вымыть и вытереть посуду, пока миссис Кобб трудилась над платьем с энергией, свидетельствовавшей о трудности поставленной задачи. Ребекка то и дело покидала свой пост у раковины и, с тревогой склонившись над тазом, наблюдала за положительными изменениями, а дядя Джерри время от времени подавал советы.

- Ты, должно быть, лежала на мосту, дорогая, - заметила миссис Кобб, - так как краска не только на локтях, кокетке и лифе, но почти сплошь покрывает переднее полотнище юбки.

Так как платье стало выглядеть немного лучше, и настроение Ребекки начало улучшаться. Наконец, оставив платье сохнуть на открытом воздухе, она вошла в гостиную.

- Не дадите ли вы мне листик бумаги? - попросила она. - Я запишу стихи, которые сочинила, пока лежала в краске.