на валуне, возвышавшемся посреди сухого русла реки, и реши j | сделать двум своим спутникам заявление. «С меня хватит, — сказал он. Бесполезно дальше ковыряться здесь. Видите эту гальку? До сих пор я собрал их приблизительно 999 999 штук, и ни единого алмаза пока не] встретил. Если я подниму еще один камешек, вот этот, будет ровна миллион, но что проку? Я выхожу из игры».

Шел 1942 Г°Д- Трое молодых мужчин потратили уже много месяцеь разыскивая алмазы в венесуэльских реках, ручьях и сухих руслах. Оня работали, не разгибаясь, и подбирали гальку, страстно надеясь обнару| жить хоть один драгоценный камень. Их одежда изорвалась, сомбрер были в сплошных дырах, но они ни разу не думали о прекращении раб ты, пока Солано не сказал: «С меня хватит». В ответ на его тираду одга из двух товарищей хмуро произнес: «Подними-ка еще одну гальку, н| пусть их будет ровно миллион».

«Хорошо», — согласился Солано и, наклонившись, сунул руку в груд] гальки, после чего, не глядя, вытащил первый попавшийся камень. 0^ был довольно крупный, размером почти с куриное яйцо.

«Вот он, — произнес Рафаэль. — Самый распоследний». Но камуше показался ему тяжелым — даже слишком тяжелым58. Тогда Рафаэль па смотрел на то, что ему подвернулось. «Мужики, это — алмаз!» — закр! чал он. Вскоре Гарри Уинстон, нью-йоркский дилер, торговавший драги! ценными камнями, заплатил Рафаэлю Солано за эту миллионную пи счету гальку ровно 200 000 долларов. Этот алмаз, названный «Освободи тель», оказался самым большим и самым чистым из всех, какие когда, либо удавалось найти59.

Возможно, Рафаэль Солано и не нуждался ни в какой другой наград* но я думаю, что ему было знакомо счастье, выходящее далеко за рам | чисто финансового удовлетворения. Он выбрал цель и направление свое го движения; у него было совсем мало шансов на успех, но он прояв: с настойчивость и продолжал упорно идти вперед; и он победил. Он только сделал то, что намеревался сделать, что уже само по себе являет* i наградой, но и сделал это в труднейшей ситуации, в период неудач мрака и полной неизвестности.

Афоризм старого охотника учит нас, что половина неудач случается лу, что лошадь дергают за повод и останавливают во время прыжка.

Рут60 однажды сказал: «Люди не терпят неудачу; они перестают пы-1». Часто различие между успехом и неудачей состоит не в ошибоч-начале, а в ошибочной остановке на полпути. Выйти из игры в то мя, когда мы быстро идем вперед, было бы глупо; выйти, когда мы от-<. еще глупее. В такой момент требуется проявить волю, чтобы про-ься немного дольше. Нужна настоящая мудрость для понимания ►, что мерой успеха является вовсе не сама удача, которая прекращает , а преодоление неудачи.

«Проблема большинства из нас, — сказал кто-то, — состоит в том, что внешние времена испытаний мы перестаем пытаться и не желаем ис-вать судьбу». Даже в игре слов нередко присутствует мудрость. Девятый камень преткновения — бремя прошлого. Мы не можем ввиться от воспоминаний; остается — и это в наших силах — только Ьр честно смотреть им в лицо. Не помню, где я прочитал и выписал i тебя следующее мудрое изречение:

«Всю свою жизнь мы должны жить в мире с собственными воспоминаниями. По мере того как мы становимся старше, мы все больше зависим от них, пока не наступает такой день, когда они могут оказаться таинственным, что у нас осталось. Наши воспоминания могут быть са-I *еыми разными — гнетущими, наполненными горечью, оскорбительными или мучительными, а также радостными, сочувственными, внушаю, иими самоуважение, успокоение. Все, что мы помним, — оно в нас есть №йчас и останется навсегда, независимо от того, сами ли мы пришли к рггому или вынуждены были получить и воспринять его».

Воспоминания могут придавать нам мужество, уверенность и твор-эгпо силу, но могут и связать нас, укутав в темный, непроницаемый са-i ч'ныния и поражения. Даже радости прошлого могут сковать нас: я '1ужчин и женщин, настолько гордящихся именами своих предков, кестижениями или накоплениями, что сами они неспособны приду-для себя новые направления для продвижения вперед. Известны £ и совсем другие люди, так сильно и необратимо испорченные одним илм успехом, что у них больше не находится никаких импульсов для : достижений.

Но более распространены воспоминания, которые я бы назвал обес-швающими. Память о боли, потере, какой-то предыдущей неудаче кот привести к ситуации, когда жизнь будет казаться нам не стоящей

того, чтобы жить. Часто это явление носит временный характер — мы на блюдаем его среди тех, кто понес тяжелую утрату, или среди внезап освобожденных узников, или же среди беженцев, которые успели прой через все ужасы жизни и никогда не знали ее радостей. При этом воспс минания гнетущие и наводящие уныние имеют тенденцию затвердена и окаменевать; мы несем их в себе наподобие тяжких гирь и теряе способность преобразовывать их в творческую энергию.

Один выдающийся психиатр утверждал, что сильно встревоженные пациент после нескольких сеансов психоанализа уступил его воздей' ствию и признался: «Гораздо легче лежать на кушетке, роясь в свое прошлом, чем сидеть на стуле и противостоять настоящему». Еще труд нее встать со стула и шагнуть вперед, в будущее. Озабоченность про! шлым — это всегда отступление. Старая охотничья шутка подчеркиваем эту мысль: на сафари два охотника загнали льва в угол, а тот, вместо тог чтобы нападать на них, бросился, поджав хвост, наутек и исчез из т Один из насмерть перепуганных охотников, запинаясь, пробормотал! другому: «Ты иди вперед и посмотри, куда он делся. А я отойду назад и. тогда буду лучше видеть, откуда он выйдет».

Часто мы реагируем так же, как этот охотник. Нам неизвестны заГ втрашние проблемы, но они могут причинить новую боль. Что же касает' ся вчерашних, то с ними покончено; правда, они все еще болезненны, н/ эта боль знакомая, почти уютная и успокоительная. Гораздо легче и без1 паснее извлекать из наших знакомых, привычных бед ощущение успок ения. Однако в этом случае мы рано или поздно утрачиваем способно к продвижению вперед. Мы сами себя заманили в ловушку и погрязли болоте собственных сожалений. Великий исследователь Давид Ливингстон61 сказал: «Я буду идти куда угодно, пока это будет движений вперед». Разумеется, это — идеал, не всегда осуществимый практическ Наступают такие времена,