– Куда ж вы так спешите, девушка? Это не последний ваш автобус. – насмешливо заявил высунувшийся из окошка ларька продавец.

Я вспомнила про оборотня и нервно завертела родовой. Никакого оборотня поблизости не было. Озера тоже. За Торфяной дорогой в темные заросли верб уходила неосвещенная узкая дорожка. Там тоже было пусто. Я перевела взгляд на ларьки у метро, сияющие всеми цветами радуги, потрогала голову и постепенно осознала, что мое дикое приключение закончилось. Пусть и ценой разбитого лба, но я вырвалась из серого мира.

– Который час? – успокаивая дыхание спросила я продавца. – Что? Сколько-сколько?!

Домой я пришла в первом часу ночи. Мама выругала за позднее возвращение, попугала маньяками. Я почти не спорила с ней, с содроганием вспоминая оборотня. Оставалась одна надежда – что все происшедшее было просто глюком.

Когда я проснулась, долго не могла понять: день сейчас, утро или вечер. Вчерашнее казалось кошмарным сном. Я чувствовала себя вялой и сонной. Дома никого не было. Часы на кухне показывали половину второго. Так долго я не спала даже после празднования Нового года. Я пошла в ванную и там долго умывалась ледяной водой, стараясь смыть остатки сна, Под глазами залегли черные круги. Лоб украшал здоровый фиолетовый синячище, украшенный несколькими параллельными царапинами, – должно быть, это я проехалась с разбегу по дверям автобуса. Мысли о еде вызвали приступ тошноты. Я с испугом подумала, нет ли сотрясения мозга.

Привиделось мне все или нет? Что же это за поганое место – серый мир? Почему всякий раз, как я пытаюсь прибегнуть к Чистому Творчеству я проваливаюсь в эту серость? Такого и нарочно не выдумаешь – мир, где не действует демиургия, где я лишена преимуществ своего Дара и ничем не отличаюсь от первой попавшейся школьницы безо всяких талантов. Где я всего лишь обычная, беспомощная маленькая девочка, которую может обидеть любой, кто сильнее. Может, у меня есть скрытый враг, и это его работа?

При мысли о скрытых врагах я моментально вспомнила о клане Погодиных и искренне понадеялась, что мои догадки беспочвенны. Это было бы в духе Катьки – отомстить таким вот изощренным образом, никак себя не проявляя. А старик Погодин в случае чего прикрыл бы ее от закона. «Кто Погодин, а кто я. – утешала я себя. – Мэтру просто несолидно мстить какой-то школьнице. Нет, серый мир – это что-то другое. Может, я случайно зашла в какое-нибудь непонятное место, и оно теперь меня притягивает. Аномалия со своими законами, вроде мира поля. Или это он и есть?»

В конце концов мне надоело задавать себе вопросы без ответов. Единственным существом, кто действительно что-то знал о сером мире, был Князь Тишины. Но мы с ним расплевались, и где его теперь искать? «Истинный целитель знает». – саркастически подумала я, вспомнив найденную в библиотеке бумажку.

По крайней мере на один из вопросов я собиралась получить ответ уже сегодня. Обрывок загадочного текста не давал покоя. А чтобы расшифровать его, мне предстояло осчастливить своим визитом Хохланда. Старинные книги и рукописи были по его части, тем более что все равно надо было к нему съездить.

Я попыталась замазать синяк густым тональным кремом и стала похожа на приукрашенный труп. Тогда я все смыла и решила ехать к Хохланду как есть. Снова и снова мысленно повторяя обрывок текста, я поехала на Васильевский остров.

Хохланд открыл почти сразу, как будто ждал за дверью. Вид у него был куда более приветливый, чем в первый раз.

– Рад вас видеть, Ангелина. – благодушно сказал он. – Итак, наш прошлый разговор вас не отпугнул. Ну что ж, пройдемте...

Темным коридором мы добрались до кабинета, и я уже привычно заняла трехногий стульчик. На паркете, с которого давно слез весь лак, дрожало пятно солнечного света, просочившееся в башню через стрельчатое окно. На столе Хохланда среди бумаг одиноко лежала сухая хлебная корка. При виде корки я вспомнила, что не завтракала. Не попросить ли у деда чайку с бутербродами?

– Что с вами случилось? – спросил Хохланд, заметив наконец мой синяк.

– Ударилась... об автобус.

– Как это вас угораздило?

– Да вот вчера ночью бежала и с разбегу лбом впилилась.

Хохланд неодобрительно поморщился:

– Боюсь, при столь насыщенном образе жизни наши занятия скоро отойдут на второй план. Вы подготовили список вопросов, как я вас просил?

Вместо ответа я расстегнула карман рюкзака, достала оттуда обрывок и протянула Хохланду.

– Что это? – удивленно спросил он.

– Я вас хотела спросить – что это?

– «Истинный целитель... Я выхожу из тьмы луны...» – вслух зачитал Хохланд, и его брови поползли на лоб. – Откуда это у вас?

– Нашла. Подобрала на полу библиотеки. – почти не соврав, сказала я.

Хохланд погрузился в изучение текста. Много времени это не заняло. Он поднял глаза от листа и задумчиво сказал:

– На самом деле любопытный текст. И написан чернилами. Орфография достаточно устаревшая, но без «ятей»... На полу, говорите, нашли?

– Да... он вроде из какой-то книги выпал... по истории искусства.

– Ну, тогда понятно. Давайте начнем по порядку. Первая фраза – это слегка видоизмененная цитата из знаменитого алхимического трактата «Tabula Smaragdina» – «Изумрудная скрижаль». Во втором абзаце этого заклинания я вижу несомненную связь с «Трактатом о камне» Келли... .

– Заклинание?!

– Разумеется. Я бы сказал, что перед нами попытка написать заклинание, имеющее своей целью пробуждение духа из камня.

– Какого духа? Из какого камня? Зачем?

Хохланд вздохнул, вертя лист в морщинистых руках.

– Ну, хорошо. Если вам интересно, пусть это и будет темой сегодняшнего занятия. Располагайтесь поудобнее, разговор не на пять минут. Итак, дух из камня... С чего бы начать? Ангелина, вам известно, как совершается Чистое Творчество в современном мире?

– Нам об это никогда не рассказывали. – растерялась я. – Уж я Антонину Николаевну пытала-пытала, а она говорит; твори молча, тебе думать вредно...

– Это она зря. – укоризненно качнул головой Хохланд. – Никакой тайны в сущности творческого процесса нет. Его главный элемент – активное воображение.

– А, что-то слышала! – обрадовалась я, вспомнив термин из желтой тетрадки Антонины.

– А как оно работает, знаете? Нет? Вся сущность Чистого Творчества заключена в одной емкой формулировке – к сожалению, не моей. Мастер реальности воспринимает неживую материю как часть собственного сознания, после чего она оказывается в его власти, готовая для любых превращений.

Я была потрясена:

– Так просто?!

– Просто только на словах. И просто для тех, у кого есть Дар. Но прежде, до тысяча девятьсот двадцать восьмого года, ситуация была другая. Чистое Творчество тогда существовало в виде науки. Приобрести власть над неживой материей теоретически мог каждый. На практике же материю подчиняли себе лишь единицы, посвятившие всю жизнь Чистому Творчеству. Их называли, если вы не в курсе, алхимиками. О них я рассказывал вам зимой.