– Мне все равно. Я не большой любитель чая.

– И зря. Впрочем, еще пару лет назад я и сам так относился к чаю. А потом побывал в Японии, где много чего узнал про этот напиток и традиции, связанные с ним, – с улыбкой пояснил Шевцов. – Сам я люблю черный чай. И раз вам все равно, какой пить, сделаю вам на свой вкус.

Я кивнула, размышляя на тему, что у него, должно быть, очень насыщенная жизнь. Интересная работа, широкий круг общения… Все это было и у меня – работу я свою любила, на недостаток общения не жаловалась. Только вот почему-то на фоне Шевцова собственная жизнь показалась мне скучной.

Вскоре передо мной стояла полная чашка чая, который издавал изысканный аромат каких-то трав. Но даже не сам чай привлек меня, а чашка. Не большая и не маленькая, она показалась мне очень красивой, как бы даже не ручной работы. Шевцов и это заметил и пояснил.

– Чаепитие в Японии – настоящий культ со своими традициями, идущими из древности. И одна из них – специальная и красивая посуда, узоры которой принято рассматривать по мере осушения чашки. Эти я привез из Японии, рассмотрите потом.

– Хорошо, – кивнула я, прихлебывая обжигающий напиток. Дальше решила перейти к делу, чтобы не затягивать ни чаепитие, ни наш разговор. – Даниил Эдуардович…

– Сейчас вы не моя пациентка, а гостья, – перебил меня Шевцов. – Зовите меня просто Даниил. Иначе я чувствую себя перестарком.

– Неудобно как-то, – пробормотала я, отхлебывая чай.

– Что именно? – опустился Шевцов на соседний стул и обхватил свою чашку руками, словно согреваясь.

Невольно подметила, что пальцы у него длинные, сильные, с овальной формой ногтей. Красивые мужские руки. До какой же степени природа обласкала этого мужчину, наградив его всеми возможными красотами.

– Звать вас по имени.

– Ничего особенного в этом нет, – спокойно отозвался он. – Да и все эти формальности, связанные с отчеством, иногда порядком напрягают. Особенно когда имя с отчеством не сочетается. Скажите, сколько по-вашему мне лет? – с улыбкой поинтересовался Шевцов.

– Тридцать пять? – предположила я, разглядывая его лицо, покрытое легким загаром.

Наверное, не так давно он ездил отдыхать к морю – загар еще сохранялся достаточно свежий.

– Почти угадали, – кивнул он. – Тридцать шесть. Представьте, что я ваш брат, который на семь лет старше вас. Его же вы не стали бы звать по имени отчеству?

– Представить вас своим братом еще труднее, – рассмеялась я. – Лучше я просто буду звать вас по имени.

– А я вот запросто могу – моей сестре столько же лет, сколько вам. А у вас ведь нет братьев или сестер?

– Нет.

И слава богу! – мысленно добавила.

– Так о чем же вы хотели поговорить со мной? – не стал и дальше развивать Шевцов эту тему, за что я была ему благодарна.

– О Наташе Скворцовой.

– А что с ней?

– Похоже на легкий психоз или послеродовую депрессию, – пожала я плечами. – Она волнуется, что вот уже второй день ей не приносят на кормление ребенка. С ним все в порядке?

– Ну не второй день еще – с момента родов не прошли и сутки, – улыбнулся Шевцов, а я же порадовалась, что к вопросу моему он отнесся спокойно, не счел его за неуместное любопытство. – Малыш не доношен, хоть и с функциями доношенного ребенка. Мы поместили его в инкубатор, чтобы понаблюдать за ним первое время. Ну и взяли все необходимые анализы. Завтра она уже сможет покормить его. Да и сама немного окрепнет после родов. Только, все это я и ей сказал не так давно…

– Видно, она решила, что от нее вы что-то скрываете, а мне скажете больше, – кивнула я, допивая чай и любуясь причудливым орнаментом чашки. – Красиво! – аккуратно поставила чашку на стол.

– Вы ведь еще о чем-то хотели спросить меня? – правильно угадал Шевцов причину моей задумчивости.

– Да, хотела. Меня волнует Слава – отец ребенка. Наверное, вы знаете, что ему запрещаю приближаться к Наташе, а к малышу и тем более?

– Знаю, – кивнул Шевцов. – Со мной даже отец роженицы сегодня переговорил на эту тему. Просил не пускать парня в клинику.

– А вы что? – невольно напряглась я.

– Ничего. У нас не засекреченный объект и не тюрьма. Не пускать кого-то сюда я должен только по решению суда. Это же дело семейное, в которое я не собираюсь вмешиваться. О чем и сообщил отцу Скворцовой. И вам советую не вмешиваться, – строго посмотрел на меня.

– У меня не получается…

– Наверное, в вас сейчас говорит чувство интуитивного покровительства детям, которое свойственно многим взрослым. Но уверяю вас, что они перестали быть детьми, когда сознательно пошли на близость. Повторяю, сознательно! А взрослые люди, как ни крути, сами должны отвечать за свои поступки, как и справляться с их последствиями.

– Не могу согласиться.

Во мне закипала злость на этого красивого и самоуверенного мужчину, у которого, скорее всего, все в жизни складывалось как по маслу. И немало тому способствовали его внешняя привлекательность и харизма, которые и пленяли всех пациенток клиники. Но я точно знала, что не всем так везет, а кому-то и вовсе выпадает настолько тяжелая ноша, которая просто-напросто ломает людей. Вот именно такой участи я и боялась для Славы.

– И ваша позиция больше напоминает равнодушие. А именно из-за человеческого равнодушия ломаются судьбы многих людей.

– А вы всегда так рьяно участвуете в жизнях совершенно посторонних вам людей?!

Шевцов, кажется, тоже начинал закипать – во взгляде его проступило упрямство и желание во что бы то ни стало убедить меня в собственной правоте. Зря старается – таким как он нечему научить таких, как я. Меня учила жизнь, а вернее, била нещадно.

– Не всегда, а когда не могу пройти мимо, – упрямо отозвалась я. – Ладно, забудьте. Как-нибудь сама разберусь…

– С чем, Настя? Вам своих проблем не хватает?

– А вот это вас точно не касается, – встала я со стула. – Спасибо за чай! Было, действительно, вкусно, – и направилась к выходу.

Не успела дойти до двери, как замерла и медленно повернулась. Шевцов не сменил даже позы, плюс к этому смотрел на меня и посмеивался.

– Вам смешно? – удивилась я так, что даже забыла про раздражение.

– А вам нет? Только что мы умудрились с вами поссориться, а ведь мы даже толком не знакомы.

– Я с вами не ссорилась.

– А что же вы только что делали?

– Отстаивала свою точку зрения и больше ничего.

– Ну тогда вы, Настя, точно разрешите мне остаться при своей.

– Да бога ради! – довольно сварливо фыркнула я, что вызвало у Шевцова новую волну смеха.

– И снова вы разозлились, отчего стали еще красивее.