Было их немного, пожалуй, даже меньше нашего. Вдоль флангового фаса бегал офицер в полированной кирасе и глухом армэ[32] с поднятым забралом. Он что-то кричал и повелительно размахивал огромным боевым молотом. Видимо пытался успеть повернуть фронт своей роты, не потеряв равнения.

Мы не дали ему такой возможности. Вновь заработали пики, и рыхлая масса французской пехоты начала стремительно разваливаться. Я во все глаза смотрел на страшную жатву моих соратников. Понятно, почему их называли «двойными солдатами»! Пикинеры первых рядов этого звания заслуживали.

Нарочито медленно они посылали вперед свое оружие, наваливаясь затем всем весом. Эти неторопливые движения раз за разом находили щели в латах противников, буквально выкашивая их ряды.

Вот пика летит вперед, к горлу вражеского солдата, я вижу, как он резко подбивает древко своею пикой, с торжествующим рыком пытается возвратить укол и тут торжество и ярость сменяется безмерным удивлением; он смотрит как из его подмышки, прямо из проймы кирасы, торчит ландскнехтское древко, которое держит в руках боец второго ряда! Тот успел поразить француза подмышку, когда он бросил оружие вверх, отбиваясь от первого укола!

Алебардистам пока не находится дела, но мы стоим наготове, чуть наклонив оружие вперед. На противоположенном конце строя мелькают алебарды, наконец, и до них дошла очередь. Видимо, нас попытались обойти с фланга. И тут внезапно всё заканчивается. Марк де ла Ги быстро смял малочисленную конницу врага и теперь ударил в тыл французской пехоте, направив своих полусписс по главной улице деревни. Они даже развернуться не успели, как в спины врезался стальной таран кавалерии.

Полная победа.

К нам подбежал ротмистр Курт Вассер с окровавленной алебардой и забрызганной кровью кирасе. Весь его властный облик дышал свирепой радостью.

– Ну как мы их раскатали, а?! Ни одного убитого у нас! Ты представляешь?

– Так это гасконцы, – рассудительно заметил капрал, – чернорожее, черножопое носатое дерьмо! Вспомни как под Равенной они от испанцев драпали, пока мы бились?

Не зольднеры, а мышиный помет. Тьфу!

– Ага. Но как я их из деревни выманил?! Ну не молодец ли я! – Тут его взор и голос вновь обрели металлические командные нотки, он опёрся на алебарду, обвел стальным перстом весь ряд и приказал: – Так, хорош зубы скалить, дело еще не сделано. Вили! Ваша команда считай, что и не подралась, поэтому, хватай свой десяток и прочеши деревню. Вдруг кто прячется. И молодых возьми с пяток. Да, и нашего мастера меча тоже, пускай отрабатывает двойное жалование. Пауль! Слышал?

Я слышал. Капрал показал жестом место подле себя и пошли в деревню. Село было пусто. Судя по всему, жители в полном составе попрятались в окрестных лесах, испугавшись предстоящего боя. Все дворы, стояли покинуты. Следов грабежа видно не было. Одно из двух: или просто французы не успели пошарить среди чужого добра, или крестьяне им добровольно помогали.

Я поделился сомнениями с капралом.

– Конечно, помогали! – ответил он, – сукины дети! Они легко могли нас предупредить! А они что? А они просто попрятались. Французы в это время домов не тронули. Это что значит? Это значит, крестьяне точно сообщили мессирам, что сюда шагает наш отряд. И позволили сесть в засаду. Вот они в благодарность и не стали грабить. Вот сволота?! Еще бы чуть-чуть и мы по их милости кишки бы в рубахи собирали. Зла не хватает. Ну ничего, мы их тоже отблагодарим по свойски. Кого найдем – приколем, что сможем унести – унесем, а дома – подпалим. Пусть вспомнят ландскнехтов, суки! А то позабыли, видать, с кем дело имеют!

Так мало-помалу мы вчетвером добрались до крайнего двора. Два солдата полезли проверять дом, а мы с Вилли зашагали к сараям.

Ну кто мог подумать, что сюрпризы на сегодня еще не исчерпаны?! Бой позади, солнце светит, на поле вяжут пленных, сортируют трофеи, перевязывают раны, мы проверяем последние закоулки, что может еще случиться?! Оказалось, что может и очень даже.

Капрал, обходя сараюшку, повернулся спиной к его раскрытой двери. И тут из темноты на него метнулась стремительная тень. Я так и не снял шлема, поэтому не мог видеть, что именно происходит сбоку от меня. Просто я среагировал на движение и резко полоснул двуручником в сторону.

Длинный клинок затрепетал, замерев в закрытой секунде[33] далеко за спиной, а я пружинисто присел готовый к драке. Вилли запоздало шарахнулся, поднимая ненужную уже алебарду.

И тут я, наконец, разглядел, кого же я так роскошно подсек. Безымянная мишень превратилась в человека, а точнее в высокую худую девушку, которая стояла перед дверью сарая на подламывающихся ногах с воздетым над головою мечем бастардом[34], который тщетно силилась обрушить на то место, где миг назад маячила бестолковая голова капрала.

Клинок достал её самым кончиком, поэтому она была до сих пор жива. Холодное острие наискось рассекло живот, и теперь её простое суконное платье стремительно темнело от крови. Девушка, казалось, никак не могла понять, отчего вдруг руки перестали её слушаться и что случилось с её быстрыми и сильными ногами, которые больше её не держат. Она медленно повернула голову, как-то тихо, по-птичьи, вскрикнула и медленно осела наземь, обнимая меч.

Тяжелое мужское оружие странно смотрелось на фоне тонких пальцев и узких изящных запястий. Страшно располосованный мною живот выпустил на свет Божий кишки и целый водопад крови.

Девушка беззвучно плакала, по смуглому её, быстро сереющему личику, катились слезы. Я отчего-то отметил, что крови льется больше, чем слез, как будто могло быть иначе. Наши глаза встретились: мои серые, ничего не понимающие, и её – большие и черные, исполненные боли и страдания.

За что, за что, Господи, буквально кричали они. Бездонные, красивые и неотвратимо угасающие.

Ужас мой трудно было описать. Что же я натворил?! Хладные пальцы страха и стыда страшно скрутили мое нутро, совершенно лишив воли и сил. Я даже шевельнуться не мог, так и окаменев в грозной боевой позиции.

Я все смотрел и смотрел на загубленную мною молодую жизнь, которой не место было среди грязного двора, лужи крови и кишок, выползающих из-за преграды изуродованной плоти. Откуда, ты здесь, Боже мой, что за злая воля подставила тебя под разящий удар безжалостной стали!? Как ты оказалась, среди смерти и гнева злых мужиков, играющих в свои опасные и бессмысленные игры? Искал ли я ответ в темных озерах её глаз, а может быть пытался найти там оправдание? Трудно сказать.