Спустя два дня в парламенте состоялась официальная церемония, провозгласившая Людовика XIV правителем государства.

Парижане тоже с нетерпением ждали этого события, — людям, измученным бесконечной войной, безумно хотелось праздника. И с раннего утра улицы, по которым должен был проезжать королевский кортеж, были запружены народом.

«Процессию открывали два трубача, за ними в церемониальном марше шествовали отряд королевской охраны, рота легкой кавалерии, восемьсот дворян, отряды швейцарцев, прево парижских торговцев с отрядом городской милиции. В своих лучших нарядах шли придворные, губернаторы провинций, коменданты крепостей, маршалы Франции. За ними показались королевские пажи, привратники, телохранители. Наконец в окружении оруженосцев появился сам король — невысокий, хрупкий, обаятельный мальчик», — пишет Людмила Ивонина.

Людовик прослушал в церкви Сен-Шапель торжественную мессу, а затем открылось торжественное заседание парламента. На высоких креслах по правую руку короля располагались королева-мать, брат короля герцог Анжуйский, Гастон Орлеанский, принц де Копти, и другие герцоги и пэры, маршалы Франции, архиепископ Парижа и два епископа. На высоких креслах по левую руку восседали пэры от духовенства, советники палат парламента, папский нунций, послы Португалии, Голландии, Венеции, Мальты и другие привилегированные лица.

У ног короля находились герцог де Жуайез, главный камергер, и граф д’Аркур, носящий королевскую шпагу. Там же были прево Парижа де Сен-Бриссон, «на коленях и с непокрытой головой судебные исполнители палаты с палицами из серебра с позолотой», канцлер Сегье, «одетый в бархатную темнокрасного цвета мантию и в сутану из атласа того же цвета», великий майордом Франции, церемониймейстер, президенты большой палаты (с Матье Моле во главе), государственные секретари, королевские адвокаты Талон и Биньон, королевский прокурор Никола Фуке. В ложе находились Генриетта-Мария Французская, вдова короля Карла I, и герцог Йоркский, его сын; Мадемуазель, дочь герцога Орлеанского; «и многие герцогини и знатные дамы».

Это было похоже на большое перемирие, господа и дамы, которые готовы были убить друг друга вчера и которые не преминут продолжить драться завтра, сегодня сидели бок о бок и с умилением смотрели на короля.

В зале заседания не было только двух заклятых врагов, — Мазарини и Конде. Один находился в изгнании, другой просто не пожелал присутствовать, ограничившись письменным поздравлением, что было еще одним оскорблением в адрес короля.

Людовик был краток в своей речи: «Господа, я пришел в свой парламент, чтобы вам сообщить, что, следуя законам моего государства, я хочу отныне взять в свои руки государственную и административную власть. Я надеюсь, что с Божьей милостью это управление будет милосердным и справедливым».

Большую часть королевской декларации зачитал от его имени канцлер Сегье. Когда он закончил, встала Анна Австрийская, поклонилась сыну и произнесла: «Вот уже девятый год, как по воле покойного короля, моего высокочтимого господина, я забочусь о вашем воспитании и об управлении вашим государством. Господь по своей милости благословил меня на этот труд и сохранил вашу персону, которая для меня так же бесценна, как и для всех ваших подданных. В настоящее время, когда закон королевства призывает вас к управлению монархией, я передаю вам с большим удовлетворением ту власть, которая мне была вверена. Я надеюсь, что Господь не оставит своей благодатью и дарует вам силу духа и благоразумие, чтобы ваше царствование было счастливым».

Людовик подошел к матери и поцеловал ее. Возвратившись на свое место, он сказал ей в ответ: «Мадам, я благодарю Вас за заботы о моем воспитании и образовании и за управление королевством. Я прошу Вас продолжать давать мне добрые советы. Я желаю, чтобы после меня Вы были главой моего Совета».

Затем принцы крови, герцоги, пэры, маршалы Франции и священнослужители высшего ранга подходили к королю, целовали ему руку и клялись в верности. Президент Матье Моле произнес торжественную речь от имени Парижского парламента, после чего были представлены для регистрации важные королевские акты.

А в Париже царило буйное веселье, ничуть не хуже, чем тринадцать лет назад, когда король появился на свет. Фонтаны били вином. Палили пушки Бастилии. Звонили церковные колокола. Парижане танцевали на площадях и улицах и кричали: «Да здравствует король!» Как только стемнело, небо заполыхало фейерверками.

Совершеннолетие короля не положило конец Фронде. Амбиции принцев зашли уже слишком далеко, чтобы все могло просто так завершиться. Это простой люд устал от войны, его утомили «зрелища», ему хотелось уже только «хлеба». Вельможи от отсутствия хлеба никогда особо не страдали, а бунтовать им понравилось. И гражданская война продолжала пожирать французские провинции.

Анна Австрийская так соскучилась по возлюбленному, что поспешила призвать его во Францию, но сделала она это слишком рано. Мазарини вторгся во Францию во главе собранной им в Германии армии. Парламент возмущен, он призывает всех честных людей «отловить и убить негодяя» и в качестве награды назначает за его голову 150 тысяч ливров. Сумма немаленькая.

Гастон Орлеанский наконец делает свой выбор и открыто встает на сторону Конде. Он собирает свое небольшое войско, и так как парламент не особенно спешит раскошеливаться, даже жертвует на это свои собственные средства, распродав фамильное серебро.

Королевский двор, во главе с его величеством, тоже не сидит на месте и путешествует по Франции, вступая в стычки с врагом.

«Четырнадцатый год своей жизни Людовик проводит в дороге: один день он тут, другой — там, — пишет Э. Дешодт. — Он движется в сторону Луары вместе с матерью, двором, мебелью, четырьмя тысячами человек, а главное, с Тюренном. Ибо все решает сила оружия».

Армия короля побеждает, Конде практически разгромлен и у него уже нет ни единого шанса на победу, с остатками своего войска он останавливается у стен Парижа, чтобы принять последний и решительный бой. Сдаться и…

И тут отличилась Великая Мадемуазель. Дочь Гастона Орлеанского, оставленная им вместо себя наместницей Парижа, совершила действо, ставшее достойным заключительным аккордом в фарсе под названием Фронда.

Анна-Мария-Луиза Орлеанская, герцогиня де Монпансье, была старшей и единственной дочерью Гастона от его первой супруги Марии де Бурбон, герцогини де Монпансье, умершей в родах и оставившей в наследство своей малютке огромнейшее состояние. Так что, помимо высокого титула «первой принцессы крови», Анна была еще и феноменально богата. Она была богаче королей величайших мировых держав.

И это было ужасно.

Потому что найти при таких условиях достойного супруга оказалось очень нелегко. Анна выбирала придирчиво. Она была еще совсем юна, когда к ней сватался принц Уэльский. Но положение будущего Карла II было в ту пору крайне незавидным, — его отец воевал с парламентом, а сам Карл вместе с матерью вынужден был прозябать во Франции на правах бедного родственника. Кому нужен такой жених? Чуть позже Анна узнала, что скончалась супруга Фердинанда III, императора Священной Римской империи, и пожелала выйти за него замуж. Однако с этим ничего не вышло. Император предпочел ей другую. Расстроенная произошедшим, Анна сосредоточила все свои помыслы на другом кандидате, и это был ее кузен Людовик XIV.