Габриель высоко ценила свои физические данные. Она конструировала моду сообразно своим специфическим потребностям примерно так же, как некоторые морские раки подбирают себе раковину, которая им лучше подойдет. Сознавая, что она слишком худощава для своей эпохи, Коко выдумала не облегающие, а плавные одеяния, маскирующие этот недостаток. Она оставалась спортсменкой, и это сказывалось на ее творениях. Она терпеть не могла введенных в моду Полем Пуаре зауженных книзу юбок, равно как и тяжелых тканей, в которых она чувствовала себя скованной, «запакованной», как она сама говорила. Она предпочитала трикотаж. Другим искусницам модных лавок это и в голову бы не пришло – в их глазах этот материал не имел никакой ценности и годился разве что на рабочие жилеты и шарфы для простого люда. И если бы им взбрела в голову нелепая идея предложить изделия из трикотажа своим клиентам, те сочли бы это за недобрый розыгрыш. Напротив, Габриель полагала, что этот легкий и мягкий материал как нельзя лучше подходит вольной курортной поре.

Она считала алогичным и даже глупым, что здесь одеваются, как в Париже, и что не существует моды, приспособленной для досуга. «Женщины присутствуют на спортивных состязаниях одетые, будто дамы XV века на рыцарских турнирах», – объясняла она, смеясь. Пора все это изменить!

И в витринах бутика на рю Гонто-Бирон стали появляться выдуманные ею матроски, кожанки на манер жокейских, затем – легкие куртки, холщовые юбки, шелковые блузки, несколько плащей для прогулок прохладными довильскими вечерами, бижутерия… В общем, Коко повторила творческий путь Жанны Ланвен, которая, длительное время прозанимавшись созданием шляп, незадолго до описываемых событий превратилась в блистательную кутюрье.

Габриель пригласила приехать из Виши прелестную Адриенн. Она явилась в сопровождении преданного Мориса де Нексона и – разумеется, для приличия – неизбежной Мод Мазюель. Сохранилось фото – Адриенн и Коко, естественно, в нарядах от Шанель, раскованно позируют перед роскошным бутиком как настоящие манекенщицы. Вскоре к ним присоединится младшенькая сестра Коко, Антуанетта. Вместе с Адриенн, выводившей на поводке своих двух маленьких кинг-чарлзов, они каждый день отправлялись на прогулку в те часы, когда лучше всего было себя показать, – улицы Довиля стали для них своеобразным подиумом. Они стремились как можно чаше менять наряды и аксессуары, естественно, заимствуя из бутика. И все это на них так прекрасно выглядело, что оборот бутика рос как на дрожжах. Во всем Довиле только и говорили, что о трех сестрицах Шанель. Совсем как десять лет назад в Мулене – но с куда большим уважением! Порою Коко задумывалась: сколько же воды с той поры утекло! Но она мигом отбрасывала мысли о прошлом, о котором лучше было бы забыть совсем. То была пора нужды, унижений и неудач. А она принадлежала настоящему, а в еще большей степени – будущему.

Когда дела не звали его в далекие края, легкий на подъем Бой мигом оказывался в Довиле. Перекинется словцом-другим с друзьями в споре, сыграет партию-другую в поло, потом снова за руль своего могучего «Даймлера» – и вот его и след простыл. А ведь, пожалуй, мог бы подольше погостить у своей Коко! Тем более что его отношение к ней вызывало у молодой женщины беспокойство: ей сообщили, что Бой частенько обедает у Ларю или в «Кафе де Пари» в компании прекрасных иностранок из высшего общества. Но она не ревнует… По крайней мере его – говорит она себе с гордостью, но, конечно же, пытаясь затушевать собственное беспокойство. Ведь с некоторых пор ей закралась в душу мысль, что Бой, как ни демонстрирует свою искреннюю привязанность, так и не возьмет ее замуж. Да, конечно, он делал все, чтобы помочь ей состояться. Но она чувствует, что он слишком амбициозен, чтобы решиться на мезальянс, который пошатнет его социальное положение. Лучший друг герцога Грамонтского, постоянный сотрапезник важных английских особ – и вдруг свяжет свою судьбу с модисткой! Не так уж она глупа, чтобы поверить в эту химеру. И не так юна… Ей уже тридцать. Хватит мечтаний. А чтобы положить им конец, рассуждая здраво, ничего не остается, как искать убежище, с еще большим усердием отдаваясь работе.

* * *

Профессиональные занятия, возможно, помешали ей обратить внимание на частые наезды в Довиль маленького человечка, незабываемый портрет которого оставил все тот же Кокто:

«Он был подобен жалящему насекомому. Плохо выбритый, морщинистый, он последовательно осваивал привычки преследуемых им жертв. Казалось, его пальцы, огрызок карандаша, круглые очки, листы кальки, которые он тасовал и перекладывал, его пряди волос, его зонтик, карликовый силуэт, как у жокея, – все съеживалось и группировалось вокруг его желания ужалить». Этим персонажем был не кто иной, как карикатурист Сэм,[25] прозванный молвой опасным человеком – подумайте-ка, а вдруг он устраивает засаду и ждет почти что до рассвета, когда же молодые барышни, которые были его излюбленной добычей, устанут настолько, чтобы их черты, наконец, явили их подлинное лицо…

Но он действительно подстерегал свою «дичь» на террасах кафе, украшавших улицы, служившие «подиумом» нашим трем сестричкам, – излюбленным его наблюдательным пунктом была терраса кафе «Потиньер». Мишенью его быстрого карандаша служили женские наряды, почитавшиеся за последний писк моды. Преданный своей излюбленной теме, он участвует весной 1914 года в публикации серии альбомов под названием «Истинный и фальшивый шик». Творчество Шанель относилось, конечно же, к «истинному». Досталось от Сэма и Артуру Кэпелу – он был изображен кентавром в одежде игрока в поло, прижимающим к своей груди Габриель. Ну а чтобы ни у кого не оставалось сомнений, пририсовал на видном месте справа большую шляпную картонку с выведенным на ней черным по белому именем Коко. Вот кто более всего посодействовал тому, чтобы имя модистки стало известным в свете! Конечно, сомнительно, чтобы она дала высокую оценку этому вторжению в ее частную жизнь; но, трезво и реалистично глядя на жизнь, она предпочла видеть в случившемся один только положительный аспект. Она поздравила Сэма, который, будучи преданным поклонником Коко, не переставал ее поддерживать.

Начиная с весны 1914 года она, конечно, вернулась в Довиль, где ее присутствие замечается все больше и больше, в частности, на соревнованиях поло, где самые броские детали ее наряда – открытый белый воротничок и шляпа-котелок наездницы, переделанный ее заботами, – выделялись среди принятых тогда фасонов. В тот год весна выдалась много теплее обычного, и Коко была одной из немногих женщин, которые осмеливались, ежась, влезать в море при температуре шестнадцать градусов. Для этого был отгорожен небольшой участок – там, где начинались первые волны, вбили колышки и натянули веревки. Она создала для себя специфический купальный костюм из махровой ткани цвета морской волны, обнажавший тело куда меньше, чем вечернее платье. Но, окаймленный тройным белым петличным шнуром, он не был лишен элегантности. При этом забавно было наблюдать на берегу моря толпу одетых в городские костюмы людей, комментировавших особенности телосложения или поведения дам, которые только окунались в море, но никогда не плавали.