раны. Кожа у него белая — шелковая чешуя редкого змея, прохладная и безупречная. Она гладит её бережно, прикладывает теплую ладонь к его гулко стучащему сердцу. Оминис возвращается мучительно долго, будто оттаивает под её пальцами, успокаивается, начинает ровнее дышать.

— Прости меня, — едва слышно произносит он, прижимаясь к ней как к единственному спасению, обнимает как нечто бесценное. — Я не должен был просить о подобном. Но в следующий раз… останови меня. Даже если это навредит мне, пусть так. Я хочу остаться собой.

***

Элис сталкивается с мистером Мраксом в коридоре, ведущем из спален. Разумеется, он видел, откуда она выходила — растрепанная и без украшений, — но Элис все равно, а если он спросит об этом, оправдываться она не станет. И когда он останавливается перед ней и пристально смотрит в глаза, она не отводит взгляд.

— Поражен вашим хладнокровием, мисс Морган, — вместо замечаний он вдруг улыбается одними уголками губ.

— А я вашим, — отвечает она, внезапно позабыв, с кем разговаривает. — Вы могли остановить Оминиса.

— Мог. Но все мы порой нуждаемся в жестоких уроках. Кто бы мог подумать, что мой младший сын, которого я еще полгода назад считал абсолютно бесхребетным, вдруг применит непростительное к собственному брату.

К брату, который его пытал с детства, подминал под себя, как и всех остальных. И кто в результате этого получил больший урок — неоднозначный вопрос: зарвавшийся Ксантис, не ведающий ни в чем отказов, или Оминис едва не спаливший дотла собственную душу?

— Наверное, гордитесь этим?

— Горжусь тем, что он больше не слаб. Стоит поблагодарить вас за это. Но в первую очередь, я благодарен, что вы не применили древнюю магию в моем доме. Даже несмотря на… сложившиеся обстоятельства.

Он не говорит напрямую, что жизнь Элис оказалась под угрозой из-за выходки его сына, не говорит, потому что не собирается приносить извинения, да она и сама не ждет от него подобной роскоши. А может даже таким и был его извращенный план по воспитанию собственных отпрысков.

— Мы здесь затем, чтобы предупредить, — окончательно смелеет Элис. — Подобное не должно повториться. Никогда.

— Я бы воспринял ваши слова за дерзость, но, к сожалению, слишком хорошо осведомлен о вашей силе, и о том, что вы творили с людьми Руквуда. Поэтому больше никаких угроз, мисс Морган. Поверьте, быть вашим врагом — последнее, чего я хочу.

========== Шрамы ==========

Комментарий к Шрамы

Огромное спасибо всем за награды, лайки, отзывы и даже монеты! Всех вижу, всех люблю)

Глава содержит незначительные отклонения от канона, а также авторское видение некоторой магии и артефакта. Получилась сложной, неоднозначной и болезненной. Так нужно.

Эстетика к платью в предыдущей части — https://vk.com/violletworld?w=wall-127222944_135

Как всегда не совсем то, что представляла, но концепция, надеюсь, понятна.

Малахитовые блики рассыпаны по гостиной Слизерина, колышутся зеленоватыми всполохами озерной воды, просвечивающей сквозь стекла. Пробыв в замке Мраксов всего несколько дней, они с Оминисом вернулись в Хогвартс вместе с директором Блэком и теперь могут насладиться столь долгожданным одиночеством. Студенты еще не приехали, преподаватели не заходят в факультетские гостиные, и даже вездесущий Пивз никогда не сунется в эти подземелья. Столь редкий миг наедине и в относительной безопасности — Элис готова застыть в нем если не навечно, то хотя бы до начала семестра, потонуть в изумрудных оттенках и руках Оминиса.

Она сидит, оперевшись на него спиной, ловит теплое дыхание и легкие как эфир поцелуи. Оминис гладит её волосы, пропускает пряди сквозь пальцы, а затем убирает в сторону и касается позвонков на шее. Его губы будто капли дождя — прохладные, но приятные: текут по коже, соскальзывают от плеча к шее, едва касаются мочки уха. Беззвучная нежность разливается внутри волнами, обхватывает, растворяя в объятиях. Но стоит Оминису дотронуться до незаживших синяков, Элис невольно вздрагивает. Это настолько неожиданно для нее — вспышка, пронзающая насквозь, — что она решает и вовсе встать. Отходит к окну, где водоросли покачиваются в такт воде, заглядывают мутной зеленью в гостиную, заставляя позабыть про снегопад снаружи.

Элис кладет руку на холодное стекло, замечая, как дрожат пальцы. В обители Мраксов она была сильной, собранной, смелой — потому что должна была — но одно касание до следов от «подарка», как перед глазами оживают персиковые обои родного дома.

— Элис, — Оминис встает следом за ней, обнимает со спины, укутывает звенящей силой леса, и беспокойство почти исчезает в его руках, — я сделал что-то не так?

— Нет, вовсе нет.

Как объяснить, что дело не в нем, и даже не в воспоминаниях об отце, но в чем-то более глубоком, неуловимом, в мучительном страхе, природу которого она никак не может понять. Оминис явно хочет прибавить что-то еще, но вместо этого целует в висок и просит:

— Расскажи мне о себе.

Желание столь внезапное, что Элис удивленно оборачивается, оказываясь перед ним безоружной.

— Знаешь, иногда мне кажется, будто до пятого курса тебя и вовсе не существовало.

— Так и есть. Меня не существовало, — с горечью повторяет она, непроизвольно потирая следы на шее. — Не люблю говорить о прошлом, как ты не любишь говорить о пытках Ксантиса.

Она понимает, как неприятно для Оминиса даже упоминание о нём, особенно после недавних событий, но он — так тонко чувствующий любую эмоцию — вдруг режет её своими вопросами. С чего он решил заговорить об этом? Почему это его вообще заинтересовало?

— Не хотел тебя ранить, — поясняет он в ответ, — но внезапно осознал, что совсем тебя не знаю. Кем ты была, как такой стала. Почему не предложила провести остаток каникул у тебя. Почему никогда не говоришь о своем доме и семье.

Руки снова начинают предательски дрожать. Как всегда Оминис поражает точностью догадок, он и раньше читал её куда лучше, чем она сама. Разумеется, он не спрашивает из въедливого любопытства, у него есть причины. Так же как у Элис они есть, чтобы не отвечать. Но только теперь она замечает, что каждое её маленькое молчание отдается в Оминисе огорчением, колючей обидой, будто она не доверяет ему даже мелочь, в то время как он не раз обнажал перед ней душу.

— Хорошо, — уступает она. — Что ты хочешь знать? Что я — самое большое разочарование для родителей? Что отца настолько пугает моя сила, что он готов задушить её на корню?

«Во всех смыслах», — думает Элис, но упорно молчит перед Оминисом.

— Он с тобой уже это делал, да? Душил твою силу? — он отнимает её руки от шеи, переплетает со своими — конечно же, заметил. — Ты