Валландер и Сведберг переглянулись.

— Вчера поздно вечером позвонил Мурелль и заказал четыре колонки, — пробормотал Петер Ханссон. — Но я ее не убивал.

Валландер был в недоумении. Но Сведберг вдруг сообразил, в чем тут дело:

— Кажется, я догадался. В Мальмё есть печально известный скупщик краденого по имени Мурелль. Печально известный, потому что тамошние наши коллеги никак его не поймают.

— Насосные колонки? — недоверчиво протянул Валландер.

— Антиквариат, — ответил Сведберг.

Подъехав к заброшенной усадьбе, они вышли из автомобилей. Валландер успел подумать, что погода как по заказу для праздника. На небе ни облачка, ветра нет, и даже сейчас, в девять утра, очень тепло, градусов шестнадцать-семнадцать.

Он взглянул на колодец и вывороченную колонку, которая валялась рядом. Потом вздохнул поглубже, шагнул к колодцу и посмотрел в глубину.

Мартинссон, Сведберг и Петер Ханссон ждали в сторонке.

Валландер сразу увидел, что это Луиза Окерблум.

Даже мертвая она улыбалась оцепеневшей улыбкой.

В следующий миг накатила тошнота. Он быстро отвернулся и опустился на корточки.

Мартинссон и Сведберг подошли к колодцу. И тотчас резко отпрянули.

Мартинссон чертыхнулся.

Валландер сглотнул, заставил себя несколько раз глубоко вздохнуть. Он думал о двух дочках Луизы Окерблум. И о Роберте Окерблуме. Как же они смогут верить в Бога, во всемогущего Бога, если их мать и жена мертва и брошена в колодец?

Он поднялся и опять подошел к колодцу:

— Это она, вне всякого сомнения.

Мартинссон бегом бросился к машине, позвонил Бьёрку и сказал, чтобы прислали опергруппу в полном составе, а еще пожарных, без их помощи тело из колодца не достать. Валландер устроился с Петером Ханссоном на полуразвалившейся веранде и стал слушать его сбивчивый рассказ. Временами он задавал вопросы и кивал, когда Петер Ханссон отвечал. Он уже понял, что Петер Ханссон говорит чистую правду. Собственно, полиция должна быть благодарна ему за то, что он отправился воровать старые колонки. Иначе Луизу Окерблум нашли бы очень-очень нескоро.

— Запиши анкетные данные, — сказал Валландер Сведбергу, закончив разговор с Ханссоном. — А потом отпусти его. Только обязательно получи от этого Мурелля подтверждение его показаний.

Сведберг кивнул.

— Кто из прокуратуры нынче дежурит? — поинтересовался Валландер.

— По-моему, Бьёрк говорил, Пер Окесон, — ответил Сведберг.

— Свяжись с ним. Скажи, что мы нашли ее. И что это убийство. После обеда я пришлю ему протокол.

— А что будем делать со Стигом Густафсоном? — спросил Сведберг.

— Для начала поищешь его в одиночку, — ответил Валландер. — Мартинссон понадобится мне здесь, когда мы ее достанем и проведем первичный осмотр.

— Хорошо, что я от этого избавлен, — заметил Сведберг, садясь в машину.

Валландер опять несколько раз глубоко вздохнул и только потом вернулся к колодцу.

Если б кто-нибудь был рядом, когда ему придется рассказывать Роберту Окерблуму, где они нашли его жену.

Чтобы достать тело Луизы Окерблум из колодца, потребовалось два часа. Занимались этим те же молодые пожарные, которые третьего дня тралили пруд, где был найден ее автомобиль. Труп они извлекли с помощью спасательного троса и положили в палатке, разбитой возле колодца. Еще когда они поднимали тело, Валландер понял, как умерла Луиза Окерблум. Ее застрелили выстрелом в упор, в лоб. И вновь комиссар смутно ощутил, что здесь что-то не так. Он пока не видел Стига Густафсона, если это он убил Луизу. Но стал бы он стрелять в упор? Что-то здесь не сходится.

Он спросил у Мартинссона, каковы его первые впечатления.

— Выстрел в упор, прямо в лоб, — сказал Мартинссон. — По-моему, это говорит не об аффекте и несчастной любви. Больше похоже на хладнокровную расправу.

— Совершенно с тобой согласен, — кивнул Валландер.

Пожарные откачали из колодца воду и опять полезли вниз, а когда поднялись, вытащили с собой сумочку Луизы Окерблум, портфель и одну туфлю. Вторая была у нее на ноге. Воду откачивали в спешно смонтированный пластиковый резервуар, но когда ее процедили, Мартинссон ничего интересного не обнаружил.

Вооружившись мощными лампами, пожарные еще раз спустились на дно. Нашли только кошачий скелет.

Врач вышла из палатки бледная как полотно.

— Какой кошмар, — сказала она.

— Да, — вздохнул Валландер. — Главное мы знаем: ее застрелили. Патологоанатомы в Мальмё должны в первую очередь дать заключение насчет пули, а также насчет иных травм, которые, возможно, указывают на то, что ее пытали или держали связанной. Словом, пусть ищут все, что можно. Ну и конечно, не было ли сексуального насилия.

— Пуля застряла в голове, — сказала врач. — Выходного отверстия нет.

— И еще одно, — сказал Валландер. — Внимательно обследуйте ее запястья и щиколотки. Поищите следы наручников.

— Наручников?

— Да, наручников, — повторил Валландер.

Пока доставали тело, Бьёрк держался поодаль. Когда же труп положили на носилки и увезли на «скорой помощи» в больницу, он отвел Валландера в сторону и сказал:

— Мы должны сообщить ее мужу.

Мы, подумал Валландер. Ты имеешь в виду: я.

— Я возьму с собой пастора Туресона, — сказал он.

— Попробуй узнать, сколько времени ему понадобится, чтобы известить всех близких родственников, — продолжал Бьёрк. — Боюсь, мы не сумеем долго скрывать это от прессы. И вообще, я не понимаю, как вы могли отпустить этого ворюгу. Ведь он может прямиком пойти в любую вечернюю газету и за кругленькую сумму продать им свой рассказ.

Назидательный тон Бьёрка раздражал Валландера. Однако он не мог не признать, что такой риск существует.

— И правда глупо. Это я виноват.

— Я думал, его отпустил Сведберг, — сказал Бьёрк.

— Так и есть. Но виноват все равно я.

— Не злись, что я говорю об этом.

Валландер пожал плечами:

— Я злюсь на того, кто так обошелся с Луизой Окерблум. И с ее дочками. И с ее мужем.

Усадьбу оцепили, и криминалисты продолжили работу. Валландер сел в машину, позвонил пастору Туресону. Тот ответил почти незамедлительно. Валландер сказал ему все как есть. Пастор долго молчал, потом обещал ждать Валландера возле церкви.

— Он выдержит? — спросил комиссар.

— Он уповает на Господа, — ответил пастор Туресон.

Посмотрим, подумал Валландер. Посмотрим, достаточно ли этого.

Но вслух он не сказал ничего.