– Да! – воскликнула я. – Особенно когда я в доме с трупом и кто-то хватает меня сзади без предупреждения!

– Я не готов говорить о том, почему ты вообще оказалась в одном доме с трупом, – заявил он, и я нахмурилась. – Но, во-первых, в твоем голосе нет сожаления.

– Было… есть… Но мне бы не пришлось вас бить, если бы вы меня не схватили.

– Ты серьезно винишь меня? – В его голосе звенело недоверие.

– Вы схватили меня, – повторила я. – Без предупреждения…

– Может, стоило посмотреть, прежде чем бить? Или тебе такое никогда не приходит в голову?

– А вам когда-нибудь приходило в голову объявить о своем присутствии, чтобы не получить удар кинжалом? – огрызнулась я.

Бог двигался быстро. У меня не было шанса что-то предпринять. Внезапно он оказался передо мной, схватил кинжал за лезвие и выдернул у меня из руки. Секунду спустя на его пальцах потрескивали серебристо-белые искры. Свет вспыхнул и запульсировал, поглощая клинок и рукоятку. Тенекамень и железная рукоятка крошились в его кулаке.

Я разинула рот.

Бог разжал руку, и лампа осветила посыпавшийся на пол пепел – все, что осталось от моего оружия.

– Вы уничтожили мой кинжал! – воскликнула я.

– Да, – передразнил он меня.

Опешив, я замерла. Даже думать не могла, сколько лет моя семья хранила этот кинжал, пока я не появилась на свет.

– Как вы посмели?!

– Как я посмел? Может, я не хочу, чтобы меня ударили им еще раз?

– Вам было бы не о чем беспокоиться, если бы просто сказали «привет», – крикнула я.

– А если я нечаянно тебя напугаю? – возразил он. – Ты, скорее всего, ударишь меня даже тогда.

Я сжала кулаки.

– Вот теперь я правда хочу ударить еще раз.

– Чем? – Он опустил подбородок, и в его глазах поднялась буря. – Голыми руками? Мне уже хочется, чтобы ты попробовала.

Его поддразнивающий тон заставил меня резко втянуть воздух. Бог забавлялся. Он уничтожил мой любимый кинжал. И я забыла о сдержанности.

– Может, мне в руки попадет другой клинок из тенекамня. И вместо того, чтобы бить в сердце, не лучше ли целиться в горло? Может ли бог выжить без головы? Мне не терпится выяснить.

Он выгнул бровь.

– Ты что, серьезно?

Я широко улыбнулась – той же улыбкой, которую недавно продемонстрировала маме.

– Возможно.

На его лице промелькнуло изумление, от которого расширились его бурлящие итером глаза.

– Ты в самом деле осмеливаешься мне угрожать? Даже сейчас?

– Это не угроза. Это обещание.

Он подался назад. Я поняла, что позволила вспыльчивости взять надо мной верх, совершенно забыв, кто он.

По комнате прокатилась волна энергии, охватив меня. Ощущение было обжигающе ледяным и оставило мурашки. Картины на стене затряслись.

Я с трудом заставляла себя дышать, но замерла вместо того, чтобы поддаться инстинкту и бежать без оглядки – из дома, от этого существа с непостижимой мощью. Меня трясло, но я вскинула подбородок.

– Это должно меня впечатлить?

Бог замер, лишь свет яростно пульсировал. Мои мышцы словно сковало. Может, мама была права со своим пророчеством насчет моего языка?

Бог рассмеялся, негромко и угрожающе. Я не видела, как он поднял руку, но почувствовала, как его холодный палец прижался к моей щеке. Сердце замерло, и я попыталась приготовиться к боли от итера, который выжжет меня изнутри, как произошло с братом и сестрой Казин и бедной женщиной, которая лежала здесь на полу.

Но боли не последовало.

Я почувствовала лишь грубые подушечки его пальцев, которыми он провел по моей щеке, остановившись в уголке губ.

– Что тебя пугает по-настоящему, льесса? – спросил он, и мне показалось… что в его голосе звучит одобрение. – Если я – не пугаю?

Льесса. Уже второй раз он меня так называл, и мне захотелось узнать, что означает это слово. Но теперь был не самый подходящий момент об этом спрашивать.

– Я… боюсь, – призналась я, потому что… а кто бы не боялся?

Серебристый свет в его глазах погас.

– Только на поверхностном уровне. Это не тот страх, который определяет смертных, меняет их суть и заставляет делать выбор.

Он провел большим пальцем по моему подбородку, задев губу. Его прикосновение обожгло как ледяная метка, пробудив во мне тревожные предчувствия и… что-то более сильное. Такое же очевидное, как и ощущение правильности, которое я испытала в нашу прошлую встречу. Видимо, со мной что-то неладно. Потому что это не имело смысла.

– Ты можешь чувствовать ужас, но ты не напугана. Между тем и другим огромная разница.

– Откуда… вы знаете?

Он обхватил пальцами мой подбородок, и мое сердце заколотилось – из-за его прикосновения или оттого, что это прикосновение было таким ласковым. Он провел рукой по моей шее. Почувствовал ли он, как бьется мой пульс?

– Вы бог мыслей и эмоций?

Он издал хриплый, грубый смешок, и его пальцы скользнули под мой капюшон, под косу, лежащую на шее.

– У тебя, – произнес он, медленно поглаживая мою шею. Было что-то особенное в том, как он это сказал. – У тебя неприятности.

Я прикусила изнутри щеку. По мне пробежала волна трепета, угнездившись в самых неприличных местах и заставив меня задаться вопросом, насколько же я безумна.

У меня складывалось впечатление, что очень.

Вихрь дрожи, прошедший сквозь меня, – абсолютное безумие. Бог теперь даже не походил на смертного.

– Не так чтобы очень, – прошептала я.

– Ложь.

Я всмотрелась в резко очерченные черты его лица.

– Вы… на меня не сердитесь?

– Я определенно возмущен.

Я подумала о десятке других определений, чтобы описать собственную ярость, если бы кто-нибудь ударил меня в сердце.

– Как я сказал, было больно. На мгновение.

Только на мгновение?

– Мне кажется, дальше ты собираешься спросить, уверен ли я, что не буду тебя убивать, – продолжал он, и я бы солгала, если заявила, что не думала об этом. – Не скажу, что это не приходило мне в голову, когда я ощутил, как клинок пронзает мою кожу.

Его большой палец неторопливо погладил место, где бился мой пульс.

– Что же вас остановило?

– Многое. – Он слегка склонил голову, и я ощутила холодное дыхание на своем подбородке. – Хотя я ловлю себя на том, что сомневаюсь в собственном здравомыслии, учитывая последовавшие угрозы.

Я промолчала, в кои-то веки прислушавшись к инстинкту самосохранения.