— Ах, Суджи! — Тео запрокинул голову к черно-звездному небу.

Чувства захлестывали его, выплескивались и уплывали вверх, к кронам деревьев. Он ощущал прилив сил, хотелось немедленно что-то сделать. Заняться книгой? Или лучше просто лечь спать? Суджи молча курил сигарету. Сэр так счастлив — не надо его беспокоить. Ночная тьма окутывала их.

— Суджи! Знал бы ты, как мне повезло в тот день, когда я встретил тебя. Что бы я делал, если бы этого не случилось? Ты вроде специально ждал того поезда, с которого я сошел; ждал последнего пассажира…

Он удивленно качал головой, улыбаясь, не находя слов, чтобы выразить чувства, надежды на будущее, привязанность к Суджи. Впрочем, слова были не нужны.

— Может, я и ждал, — отозвался Суджи. — Ждал, сам того не зная! — Он выглядел усталым.

— Не надо за меня переживать, Суджи, — мягко сказал Тео. — Жизнь проще, чем тебе кажется. Ты помнишь, что мне надо слетать в Англию, на презентацию фильма?

Суджи кивнул.

— Не забывай и о том, что я вернусь как можно скорее.

— Здесь все будет хорошо, сэр. Не волнуйтесь. Я позабочусь, — с нажимом добавил Суджи.

«О лучшем друге и мечтать нельзя, — с улыбкой думал Тео. — Ничего не надо говорить вслух — он сам все знает».

— Прогуляюсь, пожалуй, по берегу. Сна ни в одном глазу. И кстати, мы замечательно съездили. Рохан просто влюбился в Нулани. И в ее картины!

— Осторожно, сэр, — привычно повторил Суджи, но очень тихо, едва слышно, будто из страха рассеять очарование момента.

Двадцать восемь лет. Тео шагал по песку, прислушиваясь к перекличке горластых чаек. Безумие этой страны, тот ад, что устроили здесь люди, — все ничто в сравнении с радостью, какая пропитывала его. «Последняя любовь, — прошептал Тео. — Ты — моя последняя любовь, Нулани. Вот я и решился взглянуть правде в глаза. Я люблю тебя, Нулани. Вопреки здравому смыслу, вопреки всем правилам жизни, я люблю тебя». Он вспомнил ее руки, ее пальцы, с такой фантастической точностью отражавшие мир. Откуда в ней этот талант проникать в суть вещей? Ты рисуешь легко и непринужденно. — Тео прикрыл глаза. — Будешь ли ты и в любви так же естественна? Какой она будет, твоя любовь? А вправе ли я вообще задаваться этим вопросом? Мне сорок пять, для тебя, считай, старик. Нас невозможно представить вместе, я опоздал, сам знаю, но… я тебя не отпущу. Несмотря ни на что — не отпущу». В этот момент он отчетливо понял, что точка возврата пройдена и назад уже не повернуть. Откинув голову, выбросив вверх руки, Тео набрал полную грудь солоноватого воздуха и рассмеялся. Конец его шальному кроссу по миру.

— Я остаюсь! — крикнул Тео в черное небо. — Здесь и с тобой, пока смерть не разлучит нас!

Он повернулся к морю. Маленькие, будто нарисованные корабли бриллиантами сверкали на темном бархате океана. Тео задумчиво вглядывался в горизонт. «Да, я люблю тебя, Нулани. Но за тобой едва-едва закрылись двери детства. Разве сумеешь ты постичь чудо поздней любви?»

Он мог бы быть ее отцом. Мистер Мендис, по рассказам Нулани, часто повторял маленькой дочке: «Там, за океаном, только Антарктика. Между нами и Антарктикой ничего нет. Никакой земли, ничего». Понимал ли эти слова ребенок? Тео пытался представить себе восприятие шестилетней Нулани. А потом вспомнилась Анна, и Тео увидел ее сквозь призму новых эмоций. Память вернула его на другой берег, к другому морю, где много лет назад он гулял вместе с Анной. Они только поженились, и он не мог знать, что после ее смерти время остановится. Зато сейчас, кажется, он начал понимать неразрывность жизни. В одну ночь воспоминания об Анне изменились и больше не причиняли боль. А счастливые дни их любви, словно крепкая бечева от воздушного змея, скрепили его нынешние чувства. Мертвые возвращаются, чтобы благословить нас, думал Тео. И, познав новую любовь, он всегда будет помнить прежнюю.

Тео вернулся лишь на рассвете и лег спать. Когда проснулся, Суджи накрыл стол на веранде и сообщил, что город гудит от страшной новости об убийстве двух министров с домочадцами.

— А мы видели… — пробормотал Тео.

Чтобы побыстрее уйти от темы, чтобы не портить день, он рассказал Суджи о поездке в Коломбо, обеде с друзьями, о Джулии и Рохане. На обед Суджи приготовил свежую рыбу и выжал лайм для Нулани. Но она не пришла.

— Верно, мать не пустила. Работу для нее нашла. — Суджи заметил, что Тео так и не прикоснулся к своей книге. За последний час он четыре раза открывал калитку и вглядывался в пустынную пыльную дорогу.

В неподвижном горячем воздухе звенели цикады, и полчища москитов вновь пошли в атаку. Нулани не появлялась. И Суджи, и Тео невольно прислушивались — не скрипнет ли калитка. Тео выбрал место для картин, куда не попадало бы солнце, Суджи сходил за молотком и помог повесить. А Нулани все не было. Что с ней стряслось? Тео был сам не свой от тревоги.

— Не волнуйтесь, сэр, — попытался успокоить его Суджи. — Моя приятельница из Суманер-Хаус говорила, что миссис Мендис очень горюет из-за отъезда сына. Верно, задала девочке работу, — повторил он.

Солнце клонилось к закату.

— Схожу к ним, пожалуй. Проверю, — сказал Тео.

— Сэр! Ничего хорошего из этого не выйдет. Или даже хуже будет. Она придет, обязательно. Как только сможет, сразу прибежит. Я уверен.

Перед наступлением темноты Тео вновь отправился на берег.

— Только не задерживайтесь, сэр! — крикнул вдогонку Суджи. — Говорят, комендантский час опять введут. Если увидите прожекторы — тут же назад! Они ж не разбираются, кто да почему, эти солдаты. Просто стреляют, и все тут.

Как всегда в такой час, берег был совершенно пуст. Отвернув лицо от ветра, Тео пытался разжечь трубку. И увидел Нулани. Сломя голову она бежала вдоль кромки воды, подгоняемая невидимыми демонами и суеверными страхами матери, прямиком к нему. Прижимая ее, как ребенка, к груди, пытаясь утешить, Тео впервые осознал, как сильно она зависит от него. И еще он увидел, заглянув ей в глаза, что к ней приходит понимание — возможно, слишком острое, слишком ясное — всего того, о чем до сих пор она не тревожилась. Нулани, он знал, лишь сейчас начала догадываться, чего может лишить ее война.

Разбитое зеркало осыпало их сверкающей пылью. Лицо Нулани было совсем близко. Как быстро она повзрослела, вновь подумал Тео. И все-таки еще почти ребенок. Он рассмеялся, и принялся подшучивать над ее «зеркальными страхами», и гладил ее как маленькую девочку, напуганную ночным кошмаром, и уговаривал не верить приметам.

— Вы ведь вернетесь из Англии, правда? — всхлипнула Нулани. Его скорый отъезд в Лондон на премьеру фильма приводил ее в ужас. — Такого не может быть, чтобы вам не разрешили? Вас пустят обратно, да?

Они сидели рядом на разбитом катамаране. Суденышко до половины утонуло в песке, на дне выросла гора мохнатой кокосовой скорлупы, от сидений остались трухлявые планки. Нулани рассеянно ковыряла песок ногой в старенькой сандалии, сунула глубже, и шнурок развязался. Тео наклонился, чтобы завязать, пальцы не слушались, упускали шнурок, касаясь теплой кожи с налипшими песчинками. Нулани вздрогнула, и Тео без труда прочитал ее мысли: она думала о том, что он еще никогда так к ней не прикасался.