О партийном правительстве на федеральном уровне ни слова не сказано, ведь эту идею, весьма популярную среди верхушки единороссов, в свое время забраковал Путин.

Учитывая, что на реализацию «стратегии обновления» партия берет десять лет (о чем сказано трижды), ее нельзя назвать невыполнимой. Срок большой. Были бы воля и ресурсы — и не такое можно сделать.

Что касается образа «идеальной России», то не могу не высказаться по поводу заявки на мировое лидерство, также востребованной обществом.

Вот ключевые тезисы:

«Мы строим Россию, готовую к любым, самым неожиданным изломам исторического развития, способную не только надежно защитить свои национальные интересы, но и взять на себя ответственность за обеспечение глобальной стабильности, за судьбы мира в целом».

«Россия имеет все основания претендовать на роль одного из центров мирового влияния и обязательно станет таким центром». «Утверждение России среди стран — мировых лидеров неразрывно связано с ее исторической миссией: органически соединять различные полюса мировой цивилизации, стать ведущим интеллектуальным центром современного мира, который формулирует гуманистические ценности как мировоззренческую основу будущего мироустройства».

Как исповедующий правые взгляды, я не могу одобрить ссылку на гуманистические ценности, тем более как на мировоззренческую основу мироустройства, а как реалист считаю, что даже идеальные цели (которых трудно или невозможно добиться) должны быть более реалистичными. Лидерство само по себе еще не предполагает ответственности за обеспечение глобальной стабильности и тем более за судьбы мира. И в нашем случае не должно предполагать. Мало нам было этой «ответственности» в хрущевско-брежневские времена…

Но в конце концов идеология «Единой России» — не правая, она лишь включает отдельные правые элементы (отсюда ссылки на патриотизм, духовные и моральные ценности, сильное государство и прочее). К тому же программа немыслима без пафоса и некоторого фантазерства и бравады. Иначе она будет просто скучной и в принципе не способной выполнить свою мобилизационную функцию.

В документе, увы, ничего не сказано о национальном вопросе и угрозе национал-экстремизма. Разбросанные то тут, то там декларации про общую Родину и развитие всех российских народов не в счет, их можно как угодно толковать. Так что упреки по поводу «страусиной позиции» тут более чем уместны. От таких проблем еще никому убежать не удавалось.

Однако как бы то ни было, но единороссы отстрелялись. Теперь очередь их соперников.[18]

Корпус текстов, излагающих и разъясняющих идеологию путинского Кремля, пополнился своего рода opus magnum. Владислав Сурков опубликовал в «Эксперте» статью «Национализация будущего. Параграфы pro суверенную демократию»,[19]в которой свел и развил ключевые тезисы своих публичных и непубличных выступлений последних двух лет, в том числе знаменитой февральской лекции.

Статья Суркова (кстати, первая — прежде он ограничивался речами, интервью и заявлениями для прессы) написана в преддверии назначенного на 2 декабря VII съезда «Единой России», на котором планируется утвердить основные идеологические и пропагандистские установки партии власти (Программное заявление).

1

Прежде Сурков никогда не давал определения суверенной демократии. «Мы хотим быть открытой нацией среди других открытых наций и сотрудничать с ними по справедливым правилам, а не управляться извне», — заявил он на брифинге для иностранных журналистов 28 июня. Понятно, что такие формулировки, равно как и разъяснения сути демократии и суверенитета и их взаимосвязи, на полноценное определение не тянули. Теперь этот пробел восполнен.

«Допустимо определить суверенную демократию как образ политической жизни общества, при котором власти, их органы и действия выбираются, формируются и направляются исключительно российской нацией во всем ее многообразии и целостности ради достижения материального благосостояния, свободы и справедливости всеми гражданами, социальными группами и народами, ее образующими». Сурков специально оговаривается, что охватываемая понятием суверенной демократии сумма идей «под разными названиями» так или иначе реализуется многими амбициозными нациями. С учетом проведенного на упомянутом июньском брифинге противопоставления суверенной демократии и управляемой демократии («навязываемая некоторыми центрами глобального влияния, навязываемая всем народам без разбора, навязываемая силой и лукавством шаблонная модель неэффективных, а следовательно, управляемых извне политических и экономических режимов») можно сделать вывод, что лишь суверенная демократия может и должна считаться подлинной демократией, демократией как она должна быть. Если государству и его гражданам кто-то что-то навязывает, диктует, а они с этим мирятся, не пытаются или не могут отстаивать суверенитет, то о демократии говорить не приходится.

Жаль однако, что, стремясь обосновать отсутствие принципиальных противоречий между западными подходами к демократии и кремлевской доктриной, Сурков воздержался от повторения собственных ранее высказанных тезисов о необходимости учета при демократическом строительстве исторической и культурной специфики, стратегических интересов. Есть универсальные представления о демократическом устройстве, предполагающие наличие многопартийности, гражданского общества, утверждение свободы слова, регулярное проведение выборов и прочее, некий «универсальный паттерн». И есть форматы демократических институтов, схемы их функционирования, которые в каждой конкретной стране в каждый конкретный период различаются, и порой достаточно существенно. Но нет никаких универсальных форматов демократических институтов, общих стандартов, и вряд ли они появятся в обозримом будущем. Все иные мнения по этому поводу — наивность или лукавство. Эти данности также должны вбираться и, насколько можно судить из прежних слов Владислава Юрьевича, из текстов его эпигонов, вбираются в понятие суверенной демократии.

2

О суверенитете как таковом, без непосредственной привязки к демократии (поскольку понятно, что недемократическое государство также может быть суверенным), в последнее время не высказывался только ленивый. Поводом, конечно, было активное продвижение идеи суверенной демократии, но дискуссия вышла далеко за ее рамки.

Очевидно, что ни одно современное государство не является суверенным в полной мере этого слова. Самостоятельность как во внешней, так и во внутренней политике порой довольно существенно ограничивается международными нормами и публичным и непубличным влиянием, которые государства оказывают друг на друга. Но из этого совершенно не следует, что понятие суверенитета должно быть сдано в утиль. Наоборот, чем сильнее тенденции к десуверенизации, тем настойчивее следует отстаивать суверенитет. Это цель, которую нельзя достичь, но к которой необходимо постоянно стремиться. Суверенитет — это не состояние, которого можно достичь или не достичь, а перманентная претензия, без которой государство не создать и не сохранить.