она в трубку. — Да… Да… Коллапс?! Будем немедленно выводить из голодания! Иду! — Врач повернулась к Дагуровой. — Меня срочно требуют к больному.

— Понимаю…

— Я передам вас на попечение главной медсестры, Азы Даниловны Орловой. Когда освобожусь — к вашим услугам…

…Орловой было лет тридцать. Чуть выше среднего роста, с крутыми бедрами и высокой грудью, в брюках «банан», Орлова представляла собой тип женщин, которые сразу обращают на себя внимание мужчин. Черты лица крупные, но правильные: чувственный, красиво очерченный рот, чуть припухлые веки, удлиненный разрез светло–карих глаз. Хороши ли волосы, определить было трудно — их скрывала шелковая цветастая косынка.

«Броская, ничего не скажешь», — отметила про себя Дагурова.

Они шли по коридору первого этажа в самый дальний конец правого крыла — там помещался кабинет Баулина. Орлова шагала быстро, Ольга Арчиловна еле поспевала за ней.

— Никто в кабинет профессора не входил? — спросила Дагурова.

— Нет, — ответила главная медсестра. — Впрочем, не знаю. Ключи есть у секретарши и коменданта.

Комендант ждал их в приемной. Ольга Арчиловна задала ему тот же вопрос.

— Я думаю, к главврачу никто не входил, — рассудительно произнес комендант, вставляя ключ в замок двери профессорского кабинета. — Зайдем? — Он вздохнул. — Или понятых пригласить? Такой, кажется, порядок?

— Вы с Азой Даниловной и будете понятыми, — сказала Дагурова. — Если не возражаете.

— Пожалуйста! — охотно согласился комендант.

— И я не против, — кивнула Орлова.

Кабинет Баулина удивил Ольгу Арчиловну скромностью. После всего увиденного в клинике она ожидала, что будут ковры, дорогая мебель. Но в просторной светлой комнате стоял рабочий стол главврача, к нему примыкал перпендикулярно другой с рядами стульев по обе стороны. Одна стена — с окном во всю ширину, противоположная — сплошные стеллажи с кипами писем. На боковых стенах висели в недорогих рамах картины. Вот и вся обстановка, не считая сейфа в углу.

Поражало количество писем. Они лежали также и на столе профессора.

— Богатая корреспонденция у Баулина, — заметила следователь.

— Со всего Союза пишут, — с готовностью откликнулся комендант. — Еще бы, приезжают калеками, а уезжают здоровыми и счастливыми! Как тут не благодарить? Вот и шлют Евгению Тимуровичу от всего сердца.

— Столько людей побывало в клинике? — спросила следователь, обводя рукой стеллажи.

— Здесь письма не только от тех, кто был госпитализирован у нас, — пояснила главная медсестра. — Многие применяют метод лечения Баулина сами, без стационара. Много таких, кому помог «Баурос»…

Ольга Арчиловна приступила к осмотру кабинета. Взяла наугад несколько писем со стеллажей. Обратные адреса поражали географической пестротой — Курск, Чирчик, Витебск, Улан–Удэ, Очамчири, Москва, Радвилишкис, Петропавловск–Камчатский, Степанакерт, Киев, Джамбул, Фалешты… Словом, вся страна.

«Сколько же времени надо, чтобы просмотреть все! — с легким ужасом подумала Ольга Арчиловна. — Месяца не хватит».

Послания профессору были в конвертах, просто на открытках, телеграммы. В одних просили совета, как лучше проводить лечебное голодание, в других спрашивали, где можно достать «Баурос», в третьих благодарили за исцеление. Поздравляли с Новым годом, Первомаем, 7 Ноября…

Следователь отложила выборочно с десяток писем, чтобы потом ознакомиться с содержанием подробно.

— Эти возьму на некоторое время, — сказала она понятым.

Ольга Арчиловна выдвинула ящик письменного стола. Сразу бросилась в глаза большая фотография женщины лет тридцати пяти с девушкой в школьной форме.

— Жена Евгения Тимуровича, — сказал комендант. — Регина Эдуардовна. И дочка, Нора.

На обороте стояла лаконичная надпись:

«Сочи, август 1983 г.».

«Прошлогодняя», — отметила про себя следователь.

Под фотографией лежала отпечатанная на машинке рукопись.

«Е. Баулин. В союзе с природой», — прочитала Ольга Арчиловна заголовок. По объему это была скорее всего статья для журнала или газеты. И еще одна работа, видимо, более серьезная. Она называлась: «Фитотерапия: методические советы».

Тут же, в ящике, валялись различные канцелярские принадлежности — скрепки, шариковые авторучки, чистые блокноты, нож для разрезания страниц.

В других ящиках следователь обнаружила то, что может держать под рукой обыкновенный администратор. Несколько телефонных справочников, в том числе областного города, Минздрава СССР и Минздрава РСФСР, набросок приказа по клинике, несколько последних и важных нормативных актов вышестоящих инстанций, каталог лекарственных растений, брошюрка врача из Харькова с дарственной надписью:

«Многоуважаемому учителю с благодарностью от автора».

Лежало и заявление, датированное вчерашним числом, в котором одна из нянечек клиники просила предоставить ей очередной отпуск. Баулин поставил в уголке свою резолюцию:

«В приказ».

А передать документ в отдел кадров, видимо, не успел.

Осмотрев содержимое всех ящиков, Дагурова убедилась, что ничего примечательного в них для следствия нет. И все же она решила взять рукописи профессора, чтобы иметь представление о методах лечения, который манит в Березки больных со всех концов страны.

— Желательно бы осмотреть сейф, — сказала Ольга Арчиловна, покончив с письменным столом. — Но ключ, по–видимому, только у профессора?

— Зачем же, есть и запасной, — отозвался комендант. — Мигом принесу.

Это была удача. Комендант вышел, оставив женщин одних. Орлова присела на стул, положив подбородок на сцепленные пальцы.

— Давно работаете с Баулиным? — спросила Ольга Арчиловна.

— Что? — вздрогнула от неожиданного вопроса главная медсестра, потом поспешно закивала: — Давно, давно. Вернее, как только он возглавил клинику. — Она хрустнула пальцами. — Никак не могу прийти в себя. Что мы будем делать без Евгения Тимуровича? Страшно подумать, что каждую минуту он может…

Орлова достала платочек, аккуратно промокнула подкрашенные глаза.

«Переживает не на шутку, — подумала Дагурова. — А что я могу сказать в утешение?»

— Жена его не прилетела? — поинтересовалась она.

— Телеграмму дали. Но, кажется, ее еще нет.

В кабинет вошел запыхавшийся комендант и протянул Дагуровой массивный ключ со сложной бородкой.

Она открыла сейф. Он был, по существу, пустой. Стопка именных бланков–рецептов профессора и три потрепанные папки — истории болезни. Дагурова стала листать их.

— «Финогенов Николай Сидорович, — прочитала она на обложке. — 1944 года рождения. Диагноз: острый хронический нефрит»… Это, кажется, заболевание почек? — спросила она у Орловой, показав папку.

— Да, — ответила Аза Даниловна, — воспаление почки… Насколько я помню, он лежал у нас в позапрошлом году. Выписали с полным выздоровлением.

Второй пациент — Мария Филаретовна Хвостова, 58 лет. Хроническая коронарная недостаточность, постинфарктный кардиосклероз и эмфизема легких.

— Очень тяжелая была больная, — сказала Орлова. — Выписали в прошлом году. Практически здорова. Работает.

«Да, прямо чудеса», — подумала Дагурова.

Даже ей, неспециалисту, было понятно, какими опаснейшими недугами страдала Хвостова.

Третий больной насторожил Дагурову, вернее — диагноз. Маниакально–депрессивный психоз. Пациенту было 27 лет. Некто Антон Григорьевич Клемент.

— Сложный случай, — прокомментировала главная медсестра. — Дважды лежал у нас. После первой выписки, уехал к себе в Душанбе здоровым. Профессор назначил строгую диету, а парень сорвался. Что вы хотите, там едят все жирное, острое, жареное… Восточные блюда вообще очень вкусные, трудно удержаться.