Я проверил, который час. Одибер отпустил меня на первую половину дня, но в 14 часов я должен был вернуться на работу. Я в четвертый раз перечитал письма, соблюдая теперь хронологический порядок, и у меня появился вопрос: существовали ли другие письма или это физическое и интеллектуальное притяжение резко оборвалось ввиду некоего события? Главное, что не давало мне покоя, – кем была женщина, вызвавшая у Фаулза такие бурные чувства. Я прочел о нем практически все, но даже в те времена, когда Фаулз еще не пренебрегал общением с прессой, о личной жизни он помалкивал. «Уж не гомосексуалист ли он? – пронеслось у меня в голове. – Вдруг S., «златокудрый ангел» из его писем, на самом деле мужчина?» Но нет, этой гипотезе противоречили то и дело попадавшиеся в письмах окончания женского рода.

На столе завибрировал мой телефон, на экране появилось оповещение о серии твитов Лафори. Он пересказывал новости, добытые из своих источников. Проведя связь между Аполлин и Каримом, следствие переместилось в Эссон, чтобы опросить бывшего наркоторговца. Сотрудники уголовной полиции комиссариата Эври нагрянули в нему, в квартал Эпинет. Карима не оказалось дома, соседи утверждали, что от него не было вестей вестей вот уже два месяца. Работники его мастерской говорили то же самое, но никто из них не питал любви к полиции, потому и не сигнализировал об его исчезновении. В последнем твите Лафори говорилось о найденных при обыске в квартире пятнах крови. Пока что проводился ее анализ.

Я сохранил это тревожное известие в уголке памяти и вернулся к письмам Фаулза. Аккуратно поместив их в карман куртки, я заторопился в книжный магазин. Незаконное посещение жилища Матильды Моннэ оказалось ненапрасным. Благодаря ему я располагал теперь мало кому известной подробностью из биографии писателя. Известие о потрясающих документах, написанных рукой легендарного писателя, прогремело бы, без сомнения, на весь издательский мир. В конце 90-х годов, незадолго до объявления об окончательном уходе с литературной сцены, Натан Фаулз пережил вспышку страсти, всепоглощающую любовь. Потом стряслось что-то неведомое и страшное, прекратившее эти отношения и разбившее писателю сердце. С тех пор Фаулз заключил жизнь в скобки, положил конец писательской карьере и, похоже, навсегда забаррикадировал свое сердце.

Все указывало на то, что эта женщина, «златокудрый ангел», и была ключом в загадке Фаулза, лицом, скрывавшимся в потемках его души.

Владычицей его сердца.

Не с целью ли завладеть этими письмами и таким способом обеспечить сохранность своей тайны Фаулз просил меня побывать в комнате Матильды? Но откуда они у журналистки? А главное, почему она прятала их под плинтусом, как прячут деньги или наркотики?

2

– Натан! Натан! Просыпайтесь!

Было 9 часов вечера. Вилла «Южный Крест» тонула в кромешной тьме. Я безуспешно звонил в звонок у ворот в течение десяти минут, после чего решил перелезть через забор. Дальше я двигался на цыпочках, не осмеливаясь включить фонарик в телефоне. Я ждал, что на меня набросится золотистый ретривер, и считал, что на сегодня с меня довольно приключений с собаками. Но старина Бранко явно мне симпатизировал: вместо скандала он проводил меня к своему хозяину, лежавшему на каменном полу балкона в позе зародыша – поджав колени к животу, с пустой бутылкой из-под виски под боком.

Судя по всему, он здорово набрался.

– Натан! Натан! – Я стал его тормошить.

Пришлось включить свет. Вернувшись к хозяину дома, я услышал его тяжелое прерывистое дыхание. Я долго его будил, мне изо всех сил помогал Бранко, лизавший ему лицо.

В конце концов наши усилия увенчались успехом.

– Как вы? – спросил я его.

– Так себе, – буркнул он, вытирая локтем лицо. – Ты здесь откуда взялся?

– У меня для вас новости.

Он массировал себе виски и веки.

– Башка раскалывается…

Я показал ему пустую бутылку:

– Ничего удивительного – столько вылакать!

Это был виски «Бара Но Нива» – легендарная японская марка, упоминавшаяся во всех романах Фаулза. В 80-х годах этот виски перестали выпускать, с тех пор он превратился в редкость астрономической стоимости. Надо же было додуматься надраться таким нектаром!

– Рассказывай, что ты раскопал в логове журналистки.

– Советую вам сначала принять душ.

Он уже открыл рот, чтобы послать меня куда подальше, но здравомыслие пересилило.

– Твоя правда…

Пока он был в ванной, я знакомился с его гостиной. Я никак не мог поверить, что допущен в святая святых. Все, что имело к нему отношение, обретало для меня статус волшебства. Вилла «Южный Крест» казалась мне чем-то средним между пещерой Али-Бабы и обиталищем Платона, непроницаемым и полным загадок.

В первый раз меня поразило отсутствие фотографий, сувениров, любых вещиц, связывающих человека с его прошлым. Холодным этот дом никак нельзя было назвать, но в нем не отражалась личность хозяина. Единственная вольность, которую он себе позволил, – маленькая серебристая модель «Порше‐911» в синюю и красную полоску. Я читал в американской газете, что в 90-е у Фаулза была такая машина, штучный экземпляр, собранный немецким автоконцерном в 1975 году для великого дирижера Герберта фон Караяна.

Из гостиной я перешел в кухню, где заглянул в холодильник и в шкафы. Я заварил чай, сделал омлет и зеленый салат, поджарил тосты. Все это время я заглядывал в телефон, чтобы не пропустить новости о расследовании. Увы, связь категорически отсутствовала.

На разделочном столе, рядом с плитой, я обнаружил древний транзисторный радиоприемник, такой слушал еще мой дедушка. Я включил его, полилась классическая музыка. Я стал крутить колесико настройки, чтобы поймать какую-нибудь информационную станцию. Увы, вечерняя сводка новостей по RTL уже отзвучала. Я начал настраиваться на «Франс-Инфо», но тут у меня за спиной появился Фаулз.

Он переоделся в белую рубашку и джинсы, нацепил очки в роговой оправе – и как-то помолодел сразу лет на десять, даже выглядел неплохо отдохнувшим, как будто проспал положенные восемь часов.

– В вашем возрасте надо быть поосторожнее с крепкими напитками, – сказал я ему.

– Помалкивай.

Тем не менее я удостоился благодарного кивка за приготовленный ужин. Он достал две тарелки и столовые приборы и аккуратно разложил все это на столе.

– «Новые данные по делу об убийстве на острове Бомон…» – раздалось из радиоприемника.

Мы дружно шагнули к нему. Новостей было целых две, причем первая – ошеломляющая. Следуя наводке из анонимного источника, полиция Эври обнаружила в лесу Сенар бездыханное тело Карима Амрани. Степень разложения трупа свидетельствовала о том, что смерть наступила довольно-таки давно. Дело об убийстве Аполлин Шапюи дополнительно усложнилось. Но массмедиа рассуждали по-своему: по их логике, оно, как ни парадоксально, сразу утратило уникальность, став элементом более обширной и менее экзотической картины (бандитская среда, проблемный парижский пригород). Раньше это дело было тесно привязано к острову Бомон, а теперь превратилось – хотя бы временно – в элемент дела Амрани.