– Не все, – снова возразила востроглазая Алиса.

Поперек широкой полковой тропы тянулась одинокая цепочка следов, оставленных спортивными ботинками на рифленой подошве. Ботинки притопали со стороны туркомплекса, потоптались немного под забором и ушли дальше, к небольшому островку хвойных деревьев.

– Вася, сбегай в рощицу, проверь, нет ли там кого, – распорядилась Алиса. – Нам свидетель не нужен.

– Понял, – кивнул Ложкин, послушно сходил в разведку и выяснил, что ботинки и в роще не задержались, ушли себе дальше.

– Похоже, гуляет кто-то вокруг дачного поселка, – рассудил Василий.

– Плохо, что гуляет, – сказала Алиса. – Если пойдет на второй круг, непременно нас с тобой увидит. Я в желтой куртке, ты в красной, на снегу мы заметны, как светофор в степи. Хорошо бы нам как-нибудь замаскироваться.

Она внимательно огляделась по сторонам. Спрятаться можно было разве что в рощице, но от нее до калитки было не меньше двадцати метров.

– Далековато, – с сожалением сказал Василий, проследив направление взгляда супруги и угадав ее мысли. – Боюсь, Зая нас там не учует.

– А мы для него вешки сделаем, – Алиса хитро улыбнулась, пошарила в карманах и тихо чертыхнулась: – Надо же, я забыла платочек! Васюля, у тебя есть? Отлично! Достань и порви его на ленточки.

Полоски материи, щедро смоченные парфюмерной эссенцией, привязали к заборной сетке и ветвям заснеженных кустов таким образом, чтобы получилась пунктирная линия, ведущая от дачи к рощице. С флаконом наголо охотники на кролика засели под елью, лапы которой свисали до земли, образуя подобие палатки. Прекратившийся было снегопад возобновился и усилился, еловый шатер быстро заметало снегом, так что обнаружить спрятавшихся в нем Ложкиных мог только чокнутый кролик, целеустремленно идущий на запах цветущих фиалок сквозь ночь и пургу.

11

В трезвом виде Антон Семендяев был робким, застенчивым и церемонным, как благородная девица, однако после первой же рюмки менялся до неузнаваемости. Тихая, невзрачная куколка превращалась в махаона ослепительной расцветки «пожар в джунглях», после чего манеры и поведение господина Семендяева могли снискать одобрение разве что у завзятых дебоширов, кутил и волокит N-ского гусарского полка.

На трезвую голову Антон категорически отказывался от участия в коллективном посещении сауны, так как стеснялся своей несовершенной фигуры и обмирал от близости красивых женщин, кокетливо замотанных в липнущие к телу простыни. Однако приятель Семендяева – счастливый молодожен Вадим Тараскин – коварно плеснул Антону в кружку с крепким чаем чего-то еще более крепкого, и метаморфоза началась. Семендяев первым провозгласил тост «За милых дам!», после чего беззастенчиво полез целоваться к наиболее милой из них – синеглазой красавице Дине и уже нипочем не желал оставить девушку в покое, даже в сауне лип к ней как банный лист. Пьяный Антон пребывал в глубоком убеждении, что он просто обязан оказывать Дине всевозможные знаки внимания, так как подружка невесты и дружок жениха традиционно составляют на свадьбе вторую пару.

Дина Калошина и в трезвой памяти, и во хмелю твердо знала свою главную жизненную задачу: пленить и окольцевать состоятельного мужчину. Лучше всего, конечно, миллионера!

Трусоватый Антон Семендяев в трезвом виде на миллионера не тянул, но в подпитии гулял с купеческим размахом. К тому же Дина помнила о том, что Семендяев – приятель Тараскина, а Тараскин именно миллионер. Стало быть, и друзья у него богатые!

Дина забыла о том, что сходятся противоположности. Богатый и предприимчивый Вадим Тараскин в студенческие годы дружил с бедным рохлей Семендяевым просто потому, что на фоне приятеля смотрелся особенно ярко, выпукло и героически. После окончания института однокашники виделись редко, и на свадьбу Тараскина Семендяев угодил совершенно неожиданно для самого себя. Приглашение выступить в ответственной роли свидетеля со стороны жениха Антона удивило и даже немного испугало, он не дошел бы до загса, если бы не хлопнул для храбрости рюмочку коньяка. После этого Семендяев готов был самолично венчать всех желающих.

Пьяный Антон был хитер и коварен. Он сообщил Дине, что занимается банковскими делами, но не сказал, что служит кассиром в зале для обслуживания физических лиц. Зато он предложил заинтересованной девушке потрогать подушечки его пальцев, чистосердечно и искренне уверяя ее, что они намозолены в процессе бесконечного пересчета денежных купюр.

– Знаете, как трудно считать доллары? – доверительно шептал бессовестный Семендяев в покрасневшее девичье ушко. – Плотная бумага с ворсинками стирает нежную кожу, как наждачка!

– О-о-о! Бедный Антошенька! – стонала в ответ Дина, мысленно клянясь себе сразу после свадьбы первым делом прикупить для счета бешеных мужних денег специальные защитные перчатки с пупырышками. – Давайте я помассирую ваши пальцы!

– Только пальцы? – капризничал самозваный банкир Семендяев. – Ну к чему эти территориальные ограничения!

– В самом деле! – пробормотала Дина.

Она окинула острым взглядом помещение, поняла, что для полномасштабной релаксации измученного деньгами банкира обстановка не самая подходящая, и деловито предложила Антону перейти в какое-нибудь уединенное место.

Свой уход Дина находчиво замаскировала веселым криком: «А вот кто на улицу, в снегу валяться?» – и выскочила во двор в одной простыне на голое тело. Следом в аналогичном наряде вывалился пьяный Семендяев, которому было уже почти безразлично, где валяться и даже с кем. Поэтому он промахнулся мимо открытой двери коттеджа, в который, минуя мягкие белые сугробы, метнулась соблазнительница Дина, и сунулся в вольер к ньюфаундленду. Огромный черный пес сугубо из вежливости позволил Семендяеву обнять себя за шею, повышенная лохматость которой любвеобильного кассира-банкира нисколько не удивила, ибо он смутно помнил, что преследовал пышноволосую брюнетку.

– Да где же он? – прошлепав босыми ногами по коридору коттежда туда и обратно, Дина вновь выскочила на крыльцо.

Ее суженый, опасно перегнувшись через ограждение вольера, страстно лобзал ньюфаундленда.

– Зоофил, что ли? – обеспокоенно прошептала Дина. Она притормозила, потом широко махнула рукой: – А, черт с ним, пусть зоофил, мне же лучше: после свадьбы он будет жить своей личной жизнью, а я своей!

Приняв решение, Дина спустилась во двор и решительно разлучила милующихся, бестрепетно подставив под бессистемные и хаотические поцелуи Антона собственное лицо. Семендяев подмены не заметил и без возражений переместился в дом, но там вдруг решительно воспрепятствовал попытке Дины утащить его в комнату с кроватью и с криком: «В уединение! Только в уединение!» поволок ее в самое уединенное помещение дома, а именно: в кладовку.

Никакой постели там, естественно, не было, но предприимчивую Дину это не смутило. Высмотрев в полумраке неосвещенной каморки большой закрытый ящик, она решительно взгромоздилась на него и призывно улыбнулась кавалеру. А того и призывать не пришлось, он уже был готов на все.