Чтобы отвлечься от мыслей о Дане, я налегла на учебу – хотела быть лучше, чем он, а еще стала ходить в танцевальную студию – выбрала направление «вог». Сначала у меня ничего не получалось, и я чувствовала себя довольно глупо, когда не могла повторить движение за преподом или когда у меня не получалось выучить связку. Однако постепенно все удавалось. И я начинала двигаться все лучше и лучше, выражая в танце свои эмоции и чувства.

Однажды я репетировала в своей комнате – в черной широкой футболке и легинсах со звездным принтом. Представляла себя прекрасной и свободной и двигалась, отдаваясь каждому движению. Громко играла музыка, под которую я танцевала, а потому я не сразу заметила, что дверь моей комнаты открыта и на меня смотрит изумленный Клоун. Как же мне стало неловко! Щеки тотчас залил румянец, а смущение сковало тонким льдом по рукам и ногам. Как будто меня не за разучиванием танца застали, а голой в душе. Танец был слишком личным.

– Что? – резко спросила я, выключив музыку и старательно делая вид, что ничего не произошло, хотя коленки подрагивали.

– Хотел узнать, что по истории задали, – усмехнулся Даня. – Неплохо танцуешь, кстати.

– Мог бы и не смотреть, – буркнула я и полезла за тетрадкой по истории, вдруг поняв, как неловко было Дане, когда я прочитала его стихи, посвященные Каролине.

Он ужасно смутился. А я обиделась.

Каролина… Наверное, она до сих пор была дорога Дане. Окольными путями я узнала, что он общается с Серебряковой, которая до сих пор жила в Москве. Я несколько раз заходила на ее страницы в соцсетях – аккуратные, изящные, вылизанные, как и сама она, и читала многозначительные короткие посты, посвященные любви на расстоянии. Думаю, Серебрякова писала их для Дани, но знала ли она, что у него есть подружки? Наверное, знала. Потому что он, бывало, выкладывал совместные фото с девушками. Однако я не считала, что Матвеев может понять намеки Каролины – он был из тех, до кого информацию нужно было доносить прямо.

Однажды, уже ближе к концу учебного года, я встретила Артема Стоцкого, который теперь учился в каком-то техникуме. Странно, но после того случая на вписке у Таньки мы не виделись – он куда-то исчез. Я стояла на остановке, а Стоцкий подошел ко мне со спины, изрядно напугав.

– Привет! А ты похорошела, – улыбнулся он мне.

Без пивного аромата и трезвый он казался куда более привлекательным.

– Привет, спасибо, – отозвалась я, смутившись.

То, что в последнее время мне стали делать комплименты, улыбаться и даже подмигивать, нервировало.

– Как дела? Давно не виделись. Тебя ведь Дашей зовут? – лучился дружелюбными улыбками Артем.

– Дашей, – хмуро ответила я. – Дела отлично. А твои как?

– Норм все. Вот с тренировки домой еду, – встряхнул он за лямку рюкзак, висевший на плече.

Я тоже ехала домой с танцев. И оказалось, что ехать нам нужно было в одном автобусе, потому что жили мы в одном районе. Вообще, я не слишком сильно хотела ехать с этим назойливым типом в одном автобусе, однако уже опаздывала к репетитору по математике, к которому должна была успеть после танцев, и выбора у меня не было.

Конечно же, всю дорогу Стоцкий болтал, хотя, надо признать, в трезвом виде он был не столь разговорчив, как в нетрезвом, и иногда давал мне возможность вставить слово. Поэтому поездка прошла не так плохо, как я боялась, – Артем даже отвоевал мне местечко и заставил сесть. Когда мы выходили из автобуса, Стоцкий спустился первым и подал мне руку – не знаю зачем. Я хотела проигнорировать его жест, однако в этот момент на остановке появился Матвеев, и я тотчас схватила Артема за руку и спустилась на тротуар. Стоцкий ладонь мою отпускать не подумал, и со стороны, наверное, мы смотрелись, словно влюбленная парочка.

– Здорово, щегол, – увидел Матвеева Стоцкий.

В его глазах появилось нехорошее выражение. Впрочем, и глазки Дани нельзя было назвать добрыми. Он взирал на нас так, будто мы ему чем-то изрядно насолили.

– С дураками не здороваюсь, – отозвался Клоун, почему-то глядя на меня. Глядя так пристально, что я смутилась. И попыталась выдернуть руку из лапы Артема.

– Ты нарвешься, чувак, – пообещал ему Стоцкий. – Давно меня бесишь.

– Хочешь, чтобы я тебе еще раз…

Однако я перебила Даньку:

– Стоп-стоп, ребята. Берите тайм-аут! Хотите разборок? Устраивайте их не при мне.

– Желание девушки, особенно такой красивой, – закон, – хмыкнул Артем.

И мы разошлись, как в море корабли. Только Даня сжал кулаки и поспешно сунул руки в карманы джинсовой куртки.

– Почему вы не можете жить мирно? – сердито спросила я Стоцкого, стараясь держаться от него на приличном расстоянии.

– Потому что этот дебил слишком много возомнил о себе. Вы мутили? – спросил вдруг Артем.

– Ага, воду в общем котле, – отозвалась я.

– Ну реально?

– Реально. Кашу-малашу в детстве делали, – хмыкнула я. – Но если ты имеешь в виду «встречаться», то нет, не встречались.

– Странно. Он к тебе относится как я к своей бывшей, – вдруг признался Артем.

– Это еще как?

– Ревную. Она меня кинула. А я ее забыть не могу. Эй, детка, но ты этого не слышала! – подмигнул он мне, стараясь выглядеть развязным.

А вскоре мы разошлись по домам – к моему облегчению. Правда, слова Артема не вылетали у меня из головы. Ревность? Не может быть. Матвеев не может меня ревновать.

Когда мы перешли в десятый класс, Клоун стал считаться классным парнем. Он еще больше повзрослел и вытянулся, возмужал, стал бриться, постоянно ходить на тренировки в спортзал и даже начал осваивать велосипед ВМХ, что получалось у него неплохо, но я из вредности говорила, что он «мешок». Однако его злопамятность осталась при нем – раз я не подарила ему подарок на день рождения, он меня даже и поздравлять не стал. И вообще, в этот день был на каких-то соревнованиях. Но позвонить-то мог!

В конце десятого класса я окончательно в нем разочаровалась – разочаровалась и одновременно поняла, что он очень красивый и притягательный. Каждый раз, когда Даня находился рядом, мне хотелось дотронуться до него, но я не могла себе такого позволить. Мне хотелось говорить с ним, но я или молчала, или бросала колкости. Мне хотелось смотреть на него, но я убегала, мысленно ругая себя. А еще я ужасно ревновала его – к новым друзьям, к подружкам, даже к одноклассницам, которые, как и я, видели в нем теперь статного яркого парня, самого сильного в классе и одного из самых популярных в школе.

Из близких то ли друзей, то ли врагов, которые подолгу торчали друг у друга в гостях, мы превратились в чужих людей. Теперь нас ничто не связывало, кроме прошлого. Мы просто учились в одном классе и жили в соседних квартирах. «ДаниДаши» не стало. И я стала забывать, что это такое – быть всегда вместе.

Однажды я встретила нашу воспитательницу, и она, обняв меня, первым делом спросила, как Даня.