— Ничего себе, — ошеломленно заметила Эйприл, когда они наконец смогли оторваться друг от друга.

— С самого утра мечтал об этом, — улыбаясь, произнес он, уткнувшись в ее волосы.

— Где ты научился так целоваться?

— Моей знакомой Рейчел Портер нужна была практика. Она была на год старше меня. Я запомнил тот день как самый волнующий момент своей жизни. Хотя, конечно, не признался ей в этом.

Эйприл отступила:

— Почему нет?

— Ну, как ты вчера сказала, я странный. Сейчас меня чаще называют своеобразным, но в школьные годы точно думали, что у меня не все в порядке с головой.

— В чем причина?

Хью пожал плечами:

— Я ведь не мог никого привести домой. У меня совсем не было друзей в школе. В ту пору я все время проводил за компьютером. Но в душе я не хотел, чтобы нас с мамой считали сумасшедшими.

Хью и Эйприл продолжали медленную прогулку по набережной. Был закат, и деревья, расположенные вдоль Темзы, мерцали сотней синих огней, которые становились все ярче по мере того, как скрывалось солнце.

— Не то чтобы меня так сильно заботило мнение окружающих, но о нашей семье все еще шептались. Я не мог подпустить к себе никого достаточно близко. Да и не было такого желания: я должен был присматривать за мамой.

— Заботиться о ней? — уточнила Эйприл.

— Да. В конце концов в этих вещах стала скапливаться груда мусора, грязного белья. Каждую ночь я должен был освобождать проход для нее, чтобы она ненароком не споткнулась о коробки. Проверять, чистые ли ее простыни и кровати. Готовить, делать уроки, собираться в школу самостоятельно…

— Ей было очень плохо, — сказал Эйприл.

— Да, но тогда мне не хватало мудрости это понять. Я изучал книги по психиатрии и понял, что у нее какое‑то тревожное расстройство, но по‑настоящему не сопереживал. Видел только то, что ей удавалось ходить на работу каждый день, продолжать поиски идеального мужчины. Между тем в доме уже невозможно было передвигаться свободно — повсюду был один сплошной хлам.

Эйприл молча слушала Хью, предоставляя ему возможность выговориться.

Они остановились под чугунным фонарным столбом, основание которое обвивали дельфины.

— А Рейчел Портер не хотела, чтобы кто‑то узнал о том, что она целовалась со странным чудаком, у которого сумасшедшая мать.

Эйприл накрыла своей рукой его ладонь.

— Что с ней случилось? — осторожно спросила она.

Хью знал, что рано или поздно Эйприл задаст этот вопрос. Но все равно его сердце сжалось от боли.

— Рак. Все произошло очень быстро. Маму отправили в больницу, но она передала мне, что хочет умереть дома. Я подумал, как это странно — вернуться в дом, где больше не было Лена, где остались лишь груды хлама. Но все равно решил провести генеральную уборку к ее приезду. Правда, я не успел вынести и первой коробки из дома, как мне сообщили о ее смерти.

Внезапно Эйприл обняла Хью, прижавшись щекой к его плечу. Он был напряжен. Они стояли так очень долго, и наконец Хью обнял ее в ответ. Крепко и страстно прижимая к себе.

В тот день, когда умерла его мать, ему некого было обнять. Правда, такая идея не пришла бы ему в голову: он привык справляться с проблемами самостоятельно.

И все же Эйприл и Хью нашли в себе силы оторваться друг от друга. Хью отвернулся, боясь, что предательские слезы хлынут из глаз. Когда он снова поймал ее взгляд, она вновь ничего не сказала. Он не хотел больше здесь оставаться.

— Может, выпьем? — спросил он.

Эйприл кивнула. Они направились вдоль узких улочек, Хью держал ее за руку. Его шаги были размашистыми, ей пришлось постараться, чтобы не отстать. Они шли молча, и Эйприл толком не знала, что говорить. Затем остановились перед небольшим баром. За окнами можно было разглядеть коричневые стены и бархатные диваны.

— Зайдем сюда.

Она смутилась.

— Ты ведь не любишь бары?

— Я не люблю толпы. Но сейчас еще слишком рано, здесь никого нет.

Они зашли в помещение, наслаждаясь долгожданным теплом. За столиком посреди зала мирно беседовали две женщины, потягивая коктейли.

Эйприл выбрала небольшой диванчик возле окна, затем они с Хью заказали вино, которое им принесли довольно быстро.

— Итак, — сказал Хью, — расскажи мне о своем первом поцелуе.

Его тон был игривым, взгляд искрился.

— Э‑э‑э… Мне было шесть лет. Мальчика звали Рори Кротерс. Он так мило поцеловал меня в щеку.

— Это не считается.

— Ах, так тебя интересует, когда произошел мой первый поцелуй по‑французски?

Хью рассмеялся.

— Именно.

В его взгляде читалось неприкрытое желание. Неожиданно для самой себя она наклонилась и положила руку прямо на бедро Хью.

— Что со мной происходит… кажется, я заигрываю с парнем в баре?

Хью улыбнулся, вспоминая их вчерашний разговор.

— Ты ведь этого и хотела.

— Надо же, это так же весело, как я себе представляла.

Хью посмотрел на ее руку на своем бедре.

— Да, весело.

Неожиданно заиграла приятная музыка. За время их разговора в баре стало довольно людно.

— Все в порядке? — уточнила Эйприл.

Он кивнул.

— Возвращаясь к твоему вопросу… Впервые… э‑э‑э… с языком я целовалась с Эваном. Мне было шестнадцать, он проводил меня до дома после школьного выпускного бала.

— Я всего лишь второй мужчина, с которым ты целовалась по‑настоящему?

Эйприл кивнула.

Хью долго пил свой бурбон.

— Я помню, ты говорила, что встречалась с бывшим мужем еще в подростковом возрасте. Но я даже не задумывался, что это может значить на самом деле.

Эйприл посмотрела на него с легким недоумением:

— Ничего особенного… просто мы познакомились в школе, так бывает.

— Вы так долго были парой. Можно сказать, выросли вместе. Это не пустой звук.

— Да, все так, — сухо подтвердила Эйприл, потягивая вино.

— И… неужели он так просто бросил тебя?

Эйприл моргнула, замолчав на несколько минут.

— Да, он оставил меня, — продолжила она. — Я говорила знакомым, что для меня все произошло неожиданно, но я лгала. Проблемы в семье начались давно, еще даже до свадьбы. У нас не было понимания. Он не очень хотел детей. Да и вообще, мы по‑разному представляли совместное будущее. Для меня развод стал катастрофой, но не для Эвана.

Эйприл задумчиво водила пальцем по бархатной обивке дивана.