— А до этого, разумеется, — перебила Барри, — зачитала ему его права…

— По правде сказать… — Анна-Мари нахмурилась. — Не слово в слово. Но мне просто необходимо было попасть в палату, Барри. Ему только-только оказали первую помощь, родители были против, чтобы я приближалась к их сыну.

— Продолжай, — сказала Барри.

Она дослушала рассказ Анны-Мари до конца и минуту сидела молча. Потом взяла оставшиеся документы и просмотрела, время от времени что-то бормоча себе под нос.

— Понятно, — подытожила она. — Вот что я думаю. — Она взглянула на подругу. — Чтобы предъявить обвинение в убийстве первой степени, должны наличествовать умышленность и преднамеренность. Была ли здесь преднамеренность? Естественно, иначе он бы не взял из дому пистолет, — человек же не расхаживает с антикварным кольтом в кармане, как со связкой ключей. Хотя бы на минуту он задумывался о том, чтобы убить девушку? Естественно, поскольку заранее взял из дому пистолет. Был ли его поступок умышленным? Если предположить, что он встретился с девушкой с намерением ее убить, в таком случае, да, ему удалось осуществить свой план.

Анна-Мари поджала губы.

— Он утверждает, что это было двойное самоубийство, которое сорвалось до того, как настал его черед.

— Что ж, это свидетельствует лишь о том, что он довольно умен и на ходу придумал себе алиби. Отличное объяснение, только он забыл об уликах.

— А твое мнение об обвинении в сексуальном насилии?

Барри перелистала заметки детектива.

— Сомневаюсь. Во-первых, она беременна, значит, они раньше уже занимались сексом. А если они занимались сексом незадолго до этого, тяжело будет доказать попытку изнасилования. Однако мы можем использовать улики, свидетельствующие о том, что потерпевшая оказывала сопротивление. — Она оторвала взгляд от документов. — Мне необходимо, чтобы ты еще раз его допросила.

— Держу пари, он наймет адвоката.

— Посмотрим, что удастся узнать, — убеждала Барри. — Если он не захочет говорить, расспроси родных и соседей. Не стоит делать поспешных выводов. Нужно выяснить, знал ли он о том, что девушка беременна. И все об отношениях между ними, в частности, случались ли у них ссоры. А также была ли Эмили склонна к самоубийству.

Анна-Мари, бегло делающая пометки в своем блокноте, подняла глаза.

— Пока я буду упираться рогом, чем займешься ты?

Барри усмехнулась.

— Представлю это дело расширенной коллегии присяжных.

Как только Мэлани открыла, Гас просунула в дверь банку консервированных маслин без косточки.

— Ветки у меня не нашлось, — сказала она, когда Мэлани попыталась захлопнуть дверь перед носом подруги.

Гас решительно протиснула в узкую щель сначала плечи, потом все остальное и оказалась в кухне напротив Мэлани.

— Пожалуйста, — прошептала она. — Я знаю, тебе больно. Мне тоже. Но еще больнее мне оттого, что мы не можем горевать вместе.

Мэлани так крепко обхватила себя руками, что Гас показалось: она вот-вот себя раздавит.

— Мне нечего тебе сказать, — сухо ответила она.

— Мэл, господи, мне так жаль! — воскликнула Гас. В ее глазах стояли слезы. — Жаль, что все так произошло. Жаль, что тебе так плохо. Жаль, что я не могу подобрать нужных слов.

— Лучше будет, — сказала Мэлани, — если ты уйдешь.

— Мэл… — Гас протянула к подруге руку.

Мэлани вздрогнула.

— Не трогай меня, — произнесла она дрожащим голосом.

Гас в ужасе отпрянула.

— Извини… зайду завтра.

— Я не хочу, чтобы ты приходила завтра. Я не хочу, чтобы ты вообще приходила. — Мэлани глубоко вздохнула. — Твой сын, — чеканя каждое слово, произнесла она, — убил мою дочь.

Гас почувствовала, как что-то маленькое и горячее кольнуло ее под ребрами, вспыхнуло, раздулось, разлилось по всему телу.

— Крис же сказал и тебе, и полиции, что они собирались вместе свести счеты с жизнью. Я не знала, что они… ну, ты понимаешь. Но если Крис говорит, я ему верю.

— Еще бы! — воскликнула Мэлани.

Гас прищурилась.

— Послушай, — сказала она, — Крису тоже досталось. Ему наложили семьдесят швов, он три дня провел в психушке. Он рассказал полиции о том, что произошло, когда находился еще в шоковом состоянии. Зачем ему лгать?

Мэлани рассмеялась ей в лицо.

— Ты сама себя слышишь, Гас? Зачем ему лгать?

— Ты просто не хочешь поверить в то, что твоя дочь была склонна к самоубийству, а ты этого не заметила, — выпалила Гас в ответ. — Нет, ведь между вами были доверительные отношения!

Мэлани покачала головой.

— В отличие от тебя? Ты можешь смириться с тем, что являешься матерью парня, склонного к самоубийству. Но не можешь принять то, что ты — мать убийцы.

Гас было что возразить, возмущенные реплики так и кипели в ней, обжигая гортань. Понимая, что они сейчас сожгут ее заживо, она бросилась мимо Мэлани, прочь из кухни. Гас мчалась домой, хватая ртом холодный воздух и пытаясь отогнать мысль о том, что Мэлани воспримет ее бегство как капитуляцию.

— Я чувствую себя ужасно глупо! — воскликнул Крис, сидя в коляске.

Колени его почти касались подбородка, но только таким способом врачи позволили ему покинуть больничные пенаты. В этом нелепом приспособлении для инвалидов, на котором на прикрепленном клочке бумажки значилась фамилия психиатра, отныне Крис дважды в неделю посещал больницу.

— Так положено, — сказала мама, как будто ему не все равно, и вошла в лифт вместе с санитаром, толкавшим коляску. — Кроме того, через пять минут мы будем на улице.

— Пять минут — это слишком долго, — пожаловался Крис, и мама положила руку ему на голову.

— Похоже, — сказала она, — тебе становится лучше.

Мама начала рассказывать о том, что приготовит на ужин и кто ему звонил. Как Крис думает, в этом году выпадет снег до Дня благодарения? Он стиснул зубы, пытаясь абстрагироваться от ее болтовни. На самом деле ему хотелось крикнуть: «Перестань делать вид, что ничего не произошло! Потому что кое-что случилось, и уже ничего не будет как прежде». Но вместо этого Крис поднял глаза, когда мать коснулась его лица, и выдавил из себя улыбку.

Гас обняла сына за талию, когда санитар «выгрузил» его в вестибюле из коляски.

— Спасибо, — поблагодарила она санитара, и они направились к раздвижным дверям.

Воздух на улице был упоителен. Он вползал в легкие быстрее и мощнее, чем больничный.

— Я подгоню машину, — сказала мама.

Крис стоял, привалившись к кирпичной стене здания. По ту сторону шоссе виднелись серые верхушки холмов, и на минуту он прикрыл глаза, вспоминая их.