Но особенно, что тронуло Елизавету в послании Фридриха, так это его участие в судьбе ее племянника Петра Федоровича: «…если хотите вы иметь вашего наследника великого князя Петра в своих руках, то не жените его на принцессе из могущественного дома, а, напротив, достаньте из немецкого маленького дома, который будет обязан вашему величеству таким счастьем. Если хотите, я сам приищу ему прекрасную партию».

— Какой умница, — заметила Елизавета, прочтя послание прусского короля. — А мне наговорили о нем бог знает что.

И когда явился ко двору прусский посланник Мардефельд, она заявила ему вполне искренне:

— Ваш король наисовершеннейший монарх.

О чем Мардефельд не замедлил сообщить своему королю. Фридрих удовлетворенно потирал руки:

— Я готов только за это полюбить Елизавету. Теперь за договором дело не станет.

И оказался прав. Договор был заключен с обоюдным обязательством сторон помогать друг другу в случае войны.

— Ваше величество, обращаю ваше внимание на пикантность нашего положения, — говорил Бестужев-Рюмин. — У нас ведь точно такой союз с Веной.

— Ну и что?

— Как ну и что? Кому мы станем помогать из них, когда Берлин и Вена начнут драчку?

— Ах, Алексей Петрович, вы всегда усложняете. Мы их просто помирим. Главное, мы отрываем Пруссию от Франции.

— Тогда зачем вы принимаете при дворе Шетарди, вновь явившегося к нам из Парижа?

— Но, Алексей Петрович, он нынче лицо неофициальное.

— Тем более. Сейчас Людовика Пятнадцатого представляет у нас Дальон.

— Но Шетарди мой давний партнер в картах, и, кроме того, он прекрасный собеседник.

— Вы их поссорите, ваше величество.

— Кого?

— Дальона с Шетарди.

— Полно-те, Алексей Петрович. Что за глупости!

Однако вице-канцлер как в воду глядел. Официальный представитель Парижа был взбешен таким положением, когда ему приходится подолгу ждать приглашения, чтобы явиться ко двору ее величества, а этот Шетарди, никого не представляющий, почти безвылазно толчется там.

И возмущенный Дальон явился прямо на дом к Шетарди.

— Милостивый государь, как представитель короля, я спрашиваю вас, зачем вы приехали сюда?

— Какое ваше дело, сударь?

— Как «какое дело»? Вы, подданный нашего короля, не имея его грамот, мельтешите перед императрицей и ломаете все, что мною здесь построено.

— Что ж вы тут «построили», Дальон, чтоб я мог сломать? — усмехнулся ехидно Шетарди.

Этой усмешки горячий Дальон не смог перенести. Задыхаясь от возмущения, он выпалил:

— Маркиз! Вы… вы каналья!

Не менее горячий Шетарди тут же влепил официальному Дальону звонкую пощечину.

Дальон выхватил шпагу и бросился на Шетарди. Тот успел ухватится за клинок. На шум сбежались слуги и растащили драчунов.

Поскольку рука была порезана клинком Дальоновой шпаги, Шетарди пришлось перевязать ее.

— Что у вас с рукой, маркиз? — в тот же вечер поинтересовалась Елизавета.

— Да так. Ерунда, ваше величество. Возился с порохом и курил в это время. Он и вспыхнул.

Однако назавтра, узнав от придворных об истинной причине ранения маркиза, императрица, вызвав к себе одного гвардейца, сказала ему:

— Возьми розгу и отнеси ее маркизу Шетарди и передай от меня, что его надо высечь этой розгой как неразумное дитя, затеявшее игру с порохом. И высечь как следует, чтоб впредь неповадно было баловать с огнем.

По возвращении посланца она его спросила:

— Ну что сказал маркиз на наше послание?

— Он велел благодарить ваше величество за прекрасный подарок и сказал, что обязательно применит его по назначению.

— Вот что не отымешь у французов, так это чувство юмора, — засмеялась Елизавета, вполне довольная ответом своего картежного партнера.

Поскольку при дворе начали толковать о приискании невесты принцу, вице-канцлер решил высказать императрице свое мнение:

— Ваше величество, брак его высочества должен отвечать и интересам государства в не меньшей мере.

— Ну и кого вы советуете, Алексей Петрович?

— Я бы посоветовал саксонскую принцессу Марианну, ваше величество, дочь польского короля Августа Третьего[37]. Этот брак вполне бы соответствовал нашим политическим видам, скрепил бы родством Россию, Польшу, Саксонию да и Австрию. Такой союз необходим для сдерживания претензий Франции и Пруссии.

— Ну что ж, надо подумать.

Предложение вице-канцлера нравилось Елизавете Петровне, однако не нравилось кое-кому из ее окружения. Тому же Лестоку, имевшему большое влияние на императрицу в силу своей профессии.

— Да вы что, ваше величество! Раз начали налаживаться ваши отношения с Пруссией, надо и последовать совету прусского короля, взять невесту из незначительного немецкого дома.

— Но из какого? Вы можете сказать?

— Надо посоветоваться с прусским посланником Мардефельдом.

— Вы думаете, у него есть кто-то на примете?

— Почти наверняка. Король при написании вам письма имел уже на примете кого-то.

— Хорошо, велите гофмаршалу пригласить Мардефельда.

Прусский посланник примчался тотчас, не каждый день императрица сама зовет. И на вопрос ее, есть ли у них кто-то на примете в невесты принцу, тут же отчеканил:

— Есть, ваше величество. Прекрасная партия.

— Кто?

— Принцесса Софья[38], дочь принца Ангальт-Цербстского и Елизаветы Голштинской, сестры епископа Любского.

— Это нынешнего шведского наследника, что ли?

— Да, да, ваше величество, Елизавета сестра Адольфа.

— Постой. Так Софья, выходит, сестра моему племяннику? Так?

— Да, ваше величество.

— Но нельзя же женить Петю на его сестре. Это противоестественно.

— Это на родной сестре нельзя. А они же троюродные, выходит. Это, как у вас говорится, десятая вода на киселе.

— Надо подумать, — вздохнула императрица.