уже там были, и ничего. Правда, парни?

Те закивали. Оба отлично помнили ту историю, когда Мамонова за драку со мной чуть не выгнали из лагеря, и что драки никакой не было, мне пришлось доказывать в окровавленной футболке.

— Как знаете, — пробубнил Алик. — Мое дело предупредить. А что, фотокарточки-то вам понадобятся? Я ваше выступление тоже снимал.

— Конечно! — я энергично закивал. — Мы же не только письма будем в нашей газете писать, про отрядные дела тоже надо.

До обеда мы успели нарисовать заголовок газеты. Получилось даже в чем-то художественно — буквы на фоне морских волн, а сбоку — красно-белый маяк. И распределить обязанности — мне досталось написать передовицу с просьбой писать в газету и общей концепцией. И интервью с Еленой Евгеньевной. Марчукову — написать репортаж про выступление на открытии. Изнутри. А Мамонов взял на себя рубрику головоломок и анекдотов.

Ну а Друпи пообещала написать еще писем и ответов на них.

Ну а потом запел горн, сообщающий нам, что распорядок дня никто не отменял, так что откладывайте, пионеры, свои великие творческие планы и шагайте обедать.

По пути обратно в отряд я задумался и чуть приотстал. Честно говоря, меня немного беспокоило то, что придется писать какие-то там статьи. Беглое чтение «Пионерки» показало, что там работают вовсе даже не лохи, и буквы складывать в слова они отлично умеют. Их все-таки этому в университете учат… А я? Когда я последний раз писал что-то, напоминающее литературный текст? Со стороны кажется, что это вроде бы просто. Но вот я пытаюсь сейчас представить хотя бы первую фразу, а в голове — звенящая пустота, как в барабане. Нда, дела. Надо было хоть газету из библиотеки захватить для вдохновения…

Я остановился и привалился спиной к дереву. Надо было идти уже в отряд, тихий час все-таки начинается. Но пять минуточек потупить все-таки можно.

— …ты же это понимаешь? — раздался совсем рядом голос Боди Сохатого. Звучал он вроде бы не угрожающе, но с некоторым явным нажимом.

— Понимаю, — пролепетал второй голос. Парень из нашего отряда, самый мелкий по росту. Он так странно буквы выговаривает, будто на каждой спотыкается, что по голосу его ни с кем не перепутаешь.

— Это хорошо, это правильно, — Бодя причмокнул губами, будто сосал леденец. — И как будешь отдавать долг?

— Не знаю, — еще тише проговорил мелкий. — Может как-нибудь отработаю?

— Как-нибудь отработаю… — передразнил Бодя. — А мне куда уперлась твоя отработка? И что ты делать умеешь?

— Я в шахматы играть умею… — проблеял мелкий. — Третье место на городском чемпионате…

Бодя заржал. Противно так, будто икая и задыхаясь.

— Я еще стихи писать могу… — почти шепотом проговорил мелкий. Как же его зовут? Я вроде даже запоминал…

— Вот что, Серый, — серьезным тоном сказал Бодя. — Ты сейчас на тихом часе списочек мне составишь. Того, что у тебя есть с собой. И что тебе смогут родители привезти. Понял? Ну и про шахматы и стихи тоже туда напиши. А после полдника мы еще поговорим. Понял, да?

— Да, — едва слышно выдохнул мелкий. Серый — значит Сережа. Бодя проковылял мимо меня, даже не заметив. Или я так удачно слился с обстановкой, или ему просто очень трудно вращать головой на толстой шее. Мелкий Сережа проплелся следом за ним. Да уж, не повезло пацану. За что он ему задолжал, интересно?

Ладно, тоже надо идти. А то увидит кто-нибудь из вожатых других отрядов, нажалуются, что я во время тихого часа по территории шляюсь. Да и незачем откладывать. Возьму ручку, тетрадку и вперед. Писать передовицу.

Я устроился прямо на покрывале, раскладывать постель было лениво. Все равно никто не следит за тем, чтобы мы спали. Елена Евгеньевна поставила только одно условие — сидеть в отряде и не шуметь. А воспитатель… Артур Георгиевич… Хм. Он как-то вообще мало отсвечивал. Такое впечатление, что занят вообще чем-то другим. Вроде показывался сегодня сразу после завтрака, а потом опять куда-то исчез.

Я вытащил из рюкзака тетрадку с недописанной фантастикой авторства Кирилла Крамского и ручку. Перевернул тетрадь другой стороной и задумался.

Первая фраза — это чуть ли не самое важное в статье. Во всяком случае, так утверждают разные самоучители, типа «десять правил, как написать хорошую статью». Очень хотелось сейчас загуглить хоть одно такое руководство, но до гугля еще… долго. А ничего, кроме правила первой фразы, я вспомнить не мог.

Еще бы придумать эту самую первую фразу…

Передовица стенгазеты. И я — редактор. Как начать?

«Здравствуйте, товарищи! На связи Кирилл Крамской, главный редактор газеты «Сигнальные огни»…

Как-то скучно. Как раз в духе тех самых текстов, которые я себе представлял в советских газетах. Надо как-то поприкольнее начать. Как Друпи свои письма. Синий шимпанзе в шляпе, пионерском галстуке и с валторной.

«Жизнь настоящего пионера складывается из трех вещей — умения отвечать за свои поступки, правильно питания и… семи правил тактической разведки в условиях крайнего севера…»

Я фыркнул. Мамонов и Марчуков, которые в этот момент о чем-то тихонько переговаривались, посмотрели на меня.

— Да не, ничего, я просто статью пишу, — отмахнулся я.

— В стихах? — хохотнул Марчуков.

— Почему в стихах? — удивился я. — Я же не Пушкин!

В голове сами собой всплыли строчки единственного стихотворения, которое я помнил. «Про Федота-стрельца».

Скушай заячий помет.

Он ядреный, он проймет.

И весьма полезней меду,

Хошь по вкусу и не мед.

Только вот кажется, эта поэма была написана сильно позже восьмидесятого года. Но уверен я не был. И вот, кстати, интересно. А если позаимствовать чужое произведение до того, как оно было написано, это будет плагиатом или нет?

По закону, конечно же, нет. Но я-то буду знать, что это не я придумал, так что…

Я выкинул из головы светлые идеи выудить из памяти всякие стихи и песни будущего и прославиться как гениальный автор.

Так.

Первая фраза, будь она неладна! Эффектная, хлесткая, цепляющая внимание.

«Сиськи!

И вот, когда вы обратили внимание, позвольте представиться, Кирилл Крамской, главный редактор газеты «Сигнальные огни».

Я повернулся на другой бок. На соседней кровати сидели трое парней и негромко, но горячо спорили.

— …а двести золотых — честно?

— За сладкую плитку и батончики?

— Да вообще! Я думал, там шоколадка и нормальные конфеты, а там — «Пальма». Это же гадость ужасная! Как будто пластилин жуешь. И батончики я вообще ненавижу, особенно белые…

— И ты что?

— А я что? Гони, говорю, обратно сто золотых, мы не так договаривались.

— А он что?

— А он говорит, что уже потратил, и у него только серебряные. А серебряные — фуфул, никому