Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джон Таппит был, очевидно, давним воздыхателем Энн Доуби, почитателем, старания которого ею не поощрялись. Ли Чоу провел настоящее расследование, скрупулезное, но скорое. Множество свидетелей, как мужчин, так и женщин, говорили о том, что Таппит постоянно преследовал девушку, которая, не принимая знаков внимания, относилась к нему с добродушным юмором. Ли Чоу выслушал описания по меньшей мере трех безобразных сцен, имевших место в «Звезде и Подвязке», в результате последней из которых хозяин бара запретил Таппиту появляться в его заведении.
— Энн-Мэли — доблая девуска, — рассказывал Ли Чоу. — Когда хозяин заплетал Таппиту плиходить в бал, она пообесала встлетиться с ним веселом в одиннасатъ сясов, но не смогла плийти, потому сто клиентов было слиском много. Таппит сильно ласселдился и волвался в бал с кликами: «Я добелусь до тебя, лзивая стелва. Я полозу конес твоим иглам». Слысали это многие. На следуюсий весел, когда Энн-Мэли выходила из «Звезды и Подвязки», Таппит пелебежал серез дологу, кликнул сто-то и плеснул в лисо кислотой. У меня есть тли свидетеля, все надезные люди, которые видели, как это слусилось. Они все знают, сто я плисол от вас, и говолят, сто пытались его догнать, но уз больно быстло этот Таппит бегает. Есе они говолят, что вы бегаете быстлее и поймаете его.
Как всегда, Ли Чоу выполнил работу безукоризненно, так что дополнительных вопросов не потребовалось.
— Ты знаешь, где живет Таппит?
— Узнаю. Быстло-быстло.
Мориарти кивнул.
— Найди его. А потом…
Отдав четкие и ясные указания неизменно тихим, бесстрастным голосом, Профессор отправил китайца заниматься порученным делом и попросил прислать наверх Спира, если тот вернулся.
Фанни Джонс исполнилось двадцать. Высокая, стройная, аккуратная, с овальным личиком в обрамлении темных локонов, большими карими глазами и тонким носиком, она привлекла Мориарти прежде всего своим ртом, вызвавшим у этого далеко не пылкого и много повидавшего человека странные представления о поцелуях, прохладных и свежих, как сорванный с грядки огурец, и соблазнительно сладких, как горшочек с медом. Фанни знала, что лицо выдает ее трепещущую, нервическую натуру. Девушка понимала, как ей повезло встретить Пипа Пейджета. Если бы не он, оставалось только идти на улицу. Многие служанки, уволенные за ту или иную провинность, заканчивали тем, что попадали в бордели или, еще хуже, оказывались за решеткой.
Последние три дня, узнав о возвращении Профессора — личности, внушавшей ей благоговейный ужас и вызывавшей восхищение, — Фанни сильно нервничала из-за предстоящей встречи с ним. Не успокаивала даже мысль о том, что в нужный момент рядом будет Пип Пейджет. Но Пип уехал на целый день, и когда Берт Спир пришел на кухню, где Фанни помогала Кейт месить тесто для пирогов, и сказал, что Профессор желает видеть ее прямо сейчас, бедная девушка жутко смутилась.
«Испугалась, — подумал Мориарти, — да и как не испугаться бедняжке». Короткий, четкий доклад Спира он уже выслушал.
— Ты знаешь, где найти этого Хейлинга, если потребуется? — спросил Профессор.
— Я знаю, где его найти, и если все обстоит так, как мне представляется, то просил бы вашего позволения разобраться и с самим мерзавцем.
— С удовольствием. Если в случившемся с ней виноват Хейлинг, ты сам, не вмешивая Пейджета, преподашь ему тот урок, которого он заслуживает. Но… посмотрим. Приведи девушку.
Вот так Фанни Джонс оказалась в личных апартаментах Профессора.
Мориарти радушно улыбнулся.
— Много слышал о вас, Фанни. Проходите, садитесь. — Он указал на стул. — Бояться не надо.
Брошенный в сторону Спира быстрый взгляд ясно дал понять, что присутствие третьего здесь излишне.
Когда дверь за Спиром закрылась, Профессор откинулся на спинку стула.
— Чувствуйте себя как дома, моя дорогая. Я лишь вчера узнал, что вы живете под моей крышей. Пейджет служит у меня давно, и я хочу, чтобы вы знали — каждый, кто близок к нему, близок и ко мне. Каждый, кто живет под моей крышей, находится под моей защитой, и, как, возможно, уже сказал вам Пейджет, тот, кто пользуется мой защитой, имеет передо мной определенные обязательства.
Привычные, избитые слова. Знакомая, из года в год повторяемая схема. Этими словами и этой схемой Мориарти пользовался еще мальчишкой в школе и позже, подростком, на улицах Ливерпуля.
Я плачу тебе — ты мне обязан.
Ты обещал — ты мне обязан.
Я видел тебя. И мои друзья тоже. Ты мне обязан.
Хочешь, чтобы об этом узнал учитель?
Думаю, не хочешь.
Значит, ты мне обязан.
— Вы понимаете, Фанни, что это значит?
— Да, Профессор.
Она поняла, потому что Пейджет уже говорил ей об этом.
— Хорошо. Мы отлично поладим, Фанни, а сегодня вы поможете мне. Но сначала позвольте задать несколько вопросов. Видите ли, я не успел расспросить о вас Пейджета. Вы ответите? Ответите правдиво?
— Я всегда буду говорить вам только правду, Профессор.
Ей почему-то стало немного не по себе.
— Вы правдивая девушка, Фанни?
— Думаю, что да. Тем более с людьми, которых уважаю.
— Хорошо. До того, как Пейджет нашел вас и привел сюда, вы работали на сэра Ричарда и леди Брэй, верно?
— Да, горничной.
— Тогда вы знаете некоего мистера Хейлинга?
Под его пристальным взглядом щеки ее побледнели, как будто покрывшись меловой патиной, руки нервно задвигались, не находя себе места, пальцы сплелись.
— Мистер Хейлинг служит дворецким у Брэев, не так ли?
Она коротко кивнула, точнее, дернула головой.
— Да.
— Вы боитесь его, Фанни?
Снова кивок.
— Так, может быть, в том, что вас уволили, виноват он?
Она отвела глаза.
— Как я уже сказал, вам нечего бояться, Фанни. Даже если вы не рассказали чего-то Пейджету, со мной можете быть откровенной. Вас из-за него уволили?
Девушка замерла, упрямо наклонив голову. Прежде чем она шевельнулась, Мориарти мог легко сосчитать до двадцати. В следующее мгновение Фанни выпрямилась, словно собрав воедино призванные на помощь невидимые силы.
— Да. — Голос ее слегка дрогнул. — В том, что меня уволили, виноват мистер Хейлинг. Он пытался…
Медленно покачивавшаяся голова Мориарти остановилась.
— Соблазнить вас?
— Почти с самого начала, как только я пришла в дом Брэев. Всегда пытался лапать меня. Это было омерзительно, но я боялась. Он угрожал мне…
— Он добился своего?
— Один раз. — Она опустила голову. — Только один раз.
Лицо ее сделалось пунцовым.