Грифф поставил бутылку и подумал, что, раз Мэтт целый день возится с какой-то там раковиной, надо начинать собирать навесные шкафы без него. К тому же одним ремонтом раковины дело не обойдется, подумал он, устанавливая стремянку. Обязательно будет беседа. В Рандеву-Ридже ни одно дело без пространной беседы не делается.

И без чая со льдом. Без вопросов. И долгих, ленивых пауз.

К этому он уже начал привыкать. Ему уже даже нравился неспешный ритм здешней жизни, да и атмосфера маленького городка пришлась ему по душе.

Когда Мэтт принял решение перебраться вместе с Эммой-Кейт в Теннесси, перед Гриффом встал выбор: остаться или уехать. Искать нового партнера, самому управлять бизнесом. Или шагнуть в неизвестность и начать, в каком-то смысле, с нуля, на новом месте, с новыми людьми.

Он выбрал второе. И не пожалел.

Открылась входная дверь. К этому он уже тоже почти привык: стучаться в Ридже было не принято.

– Тебе что, новую раковину ставить пришлось? – прокричал Грифф, после чего закрутил последний шуруп в первом навесном шкафчике.

– У мисс Ви для меня еще несколько дел нашлось. Эй, да ты продвинулся! Смотрится отлично.

Грифф проворчал и слез со стремянки, чтобы посмотреть на дело своих рук со стороны.

– День проходит под знаком нерешительности. Теперь во всех словарях это слово будут иллюстрировать портретом Битси Эддисон.

– Ей трудно дается принятие решений.

Вот же любитель сглаживать углы!

– Даже не знаю, как она по утрам решается встать с постели. Я бы продвинулся намного дальше, если бы твоя явилась и увезла Битси пораньше. Она считает, что этот белый – слишком белый, да еще, возможно, она выбрала не ту столешницу. Или не тот цвет стен. Про фартук за мойкой лучше не спрашивай.

– Сейчас уже поздно что-либо менять.

– Попробуй ей это объяснить!

– Ты должен относиться к ней с любовью.

– Ага, это точно. Но черт побери, Мэтт, может, мы на ближайшие три дня запрем ее в какой-нибудь сундук?

Мэтт с усмешкой скинул куртку и зашвырнул в сторону.

Если Грифф долговязый и худой, то Мэтт – крепкий и жилистый. Волосы у него черные, коротко стриженные, тогда как у Гриффа довольно длинные, слегка вьющиеся пряди. Мэтт чисто брил свою квадратную челюсть, а узкое лицо Гриффа со впалыми щеками покрывала небольшая щетина.

Мэтт играл в шахматы и любил дегустировать вина.

Грифф предпочитал покер и пиво.

И вот уже почти десять лет они были близки, как братья.

– Я тебе сэндвич прихватил, – сказал Мэтт. – Багет.

– Да? А какой?

– Острый, как ты любишь. Который стенки желудка прожигает.

– Круто.

– Слушай, может, еще пару шкафов повесим, а уж потом сделаем перерыв? По-быстрому, а? Кто знает, как долго Эмме-Кейт удастся держать Битси подальше?

– Идет.

Они принялись за работу, и Грифф решил начать свои расспросы.

– Заходила внучка мисс Ви. Та, что вернулась. Вдова.

– Да? Я в городе что-то на этот счет слышал. Как на мордашку?

– Обалдеть! Честно, – сказал Грифф, когда Мэтт бросил на него многозначительный взгляд. – Волосы как у ее мамы и у мисс Ви. Как у того художника, знаешь?

– Тициана.

– Точно. Длинные и вьющиеся. И глаза как у них. Темно-синие с переходом в лиловый. О таких, как она, поэты стихи пишут. И печаль в глазах.

– Ну, это понятно, у нее муж сразу после Рождества погиб. Счастливое Рождество, нечего сказать.

Около трех месяцев, прикинул Грифф. Рановато, пожалуй, для свиданий.

– А что у них там с Эммой-Кейт? На уровень смотри!

– А что у них? Ты о чем? Так, подними свой край самую малость. Вот! Отлично.

– Битси все трещала, какие они были закадычные подруги. Или есть? Неважно. Но то, как они держались, свидетельствовало совсем о другом. И вообще, я не помню, чтобы Эмма-Кейт когда-либо о ней говорила.

– Не знаю, – сказал Мэтт. – Она вроде сбежала с тем парнем. Ну, за которого потом замуж вышла.

– Нет, тут что-то другое. – Грифф еще раз промерил глубину отверстий и решил, что надо просверлить поглубже. Когда дело касалось отношений между людьми, Мэтт не любил вдаваться в тонкости. – Мало, что ли, таких, кто женится и уезжает?

– Они вроде перестали общаться, – Мэтт пожал плечами. – Эмма-Кейт пару раз ее называла, но особо не распространялась.

Грифф лишь покачал головой.

– Ничего-то ты в бабах не смыслишь, Мэтт. Если женщина поднимает какую-то тему и умолкает, это значит, ей очень много есть чего сказать.

– Тогда почему она ничего не говорит?

– Потому что ее нужно к этому грамотно подвести, под правильным углом. Форрест тоже особо не распространялся, но он вообще темнила. А я как-то и не думал его выспрашивать.

– Ну да, ты же не знал, что она такая красотка.

– Вот именно.

Мэтт еще раз проверил шкаф по уровню и в горизонтальном, и в вертикальном направлении, и только после этого они взялись за следующий.

– Я тебе вот что скажу: нельзя вот так, с бухты-барахты, начать ухлестывать за молодой вдовой с ребенком, которая к тому же младшая сестра твоего друга.

Грифф лишь усмехнулся. Они начали выравнивать второй шкафчик.

– А ухлестывать за классной девчонкой с Юга, которая говорит, что ей сейчас совсем не до отношений, можно было?

– Я ее взял измором, забыл?

– И это было лучшее, что ты в своей жизни сделал. Понял?

– Понял.

Грифф отпустил шкафчик и стал скреплять его с первым.

– Ты должен узнать у Эммы-Кейт, в чем там дело.

– С чего это?

– С того, что, когда она эту рыжую проводила, у нее у самой были грустные глаза. До этого она вроде как злилась, а потом погрустнела.

– Правда, что ли?

– Ага. Так что ты должен у нее спросить.

– Зачем мне ее о таких вещах спрашивать? К чему бередить?

– Мэтт, черт бы тебя побрал! Там у них точно что-то вышло. И пока ты не расспросишь и не разбередишь, она так и будет ходить то злая, то грустная. Пар надо выпускать.

– Ага, как осиное гнездо ворошить, – возразил приятель. – Тебе надо – ты и спрашивай.

– Трус!

– В таких вещах? Да. И не стыжусь. – Мэтт посмотрел на уровень. – Точно по линии. Мы молодцы.

– Прикручиваем?

– Давай. Давай повесим остальные по этой стене, а потом перекусим.