– Дед, а правду сказывают, что допреж, когда те, которые на нави лежат, были живыми, каторжных сюда сгоняли целыми артелями из земли золото копать?

– Тьфу, на тебя, Фролка! Где ты таких баек только понабрался. Отродясь в этих местах золота не видали! Завод они строили – это все равно как сарай, а в нем кузня громадного размера. Для какой нужды завод требовался, даже предания умалчивают.

– Чем мирские занимались – нам дела нет, их золото нам без надобности, – вступил с поучениями Макарий. – Не забивай ты глупыми сказками голову!

– Ступайте. Покажешь все путнице, с волчьего когтя оберег поможешь сделать, чтобы волки ее в шамановой земле больше не тронули, а к ночи проведешь путницу до гати. Сам же туда не суйся, путь только ей откроется, если у нее в том особая нужда…

– Можно, я тоже пойду проводить Аню? – попросился Лёшка.

– Иди, – разрешил Феодосий. – Только не болтайся по ночи, оставайся до света в Скиту, беды в том не будет. Всякой душе от посвяты дается срок в сорок дней, чтобы испытать ее веру на крепость. Иди, Совенок, твоя вера крепкая, и бояться тебе нечего.

Когда мы вернулись в Скит, солнце уже настороженно клонилось к закату. По дороге Фрол объяснил мне, почему искать дорогу в царство шамана надо обязательно ночью и что это за «гать» такая. Как повелось в здешних краях, Фрол начал с незапамятных времен, когда здесь стоял непонятный и таинственный завод, к нему «каторжные» тянули стальные нитки железнодорожных рельс прямо через болото.

«Каторжные», которых в те времена было великое множество, рыли каналы, чтобы отвести с болота воду и осушить его, забивали прямо в болотную жижу сваи, целыми вагонами засыпали крупные валуны и мелкий серый камень – щебень, пытаясь победить чавкающую торфяную массу. Их громоздкие землеройные машины и механические ковши до сих пор ржавеют на нави вместе с остовами железнодорожных вагонов.

Болото Черных шаманов оказалось сильнее, теперь об изнурительном и бессмысленном труде каторжных напоминала только гать – дорога из уложенных поверх грязи тонких древесных стволов и хвороста. Выстроенная наспех гать вела в никуда – обрывалась прямо среди трясин и топей. Сколько камня, железа, людей – живых или мертвых – проглотили прожорливые болота за время стройки, никому не ведомо. Любой человеческий след трясина слизывает быстрее, чем кот сметану с блюдца. Если шагнуть с гати в сторону, останется глубокий след, который сразу наполнится гнилой водой и растает за пару вдохов. Топи здесь такие, что не замерзают даже в самые лютые морозы и не просыхают знойным комариным летом.

Пока рассказывал, Фрол успел срубить охотничьим ножом тонкое деревце, обрубил с него ветки, вручил мне шест для прогулки по болоту и показал, как полагается орудовать шестом отчаянным людям, которые забрели в это место.

– Почему на гать нужно идти обязательно ночью? – спросила я не потому, что испугалась.

За последние недели я уже успела забыть, как надо бояться. Просто пытаюсь понять, зачем шаман Меркит обосновался в таком гиблом месте, а не построил свое святилище в сухом и комфортном лесу, как жители Форпоста. Лес – преогромный! Места в нем на всех хватит.

Фрол насупился для солидности и пояснил: отчаянных путников, вроде меня, ведут через топкие места болотные огни. Зеленоватые светящиеся шары летят над болотами вместе с ветром, но появляются они в большинстве своем рядом со спасительными местами – крепко заколоченными сваями или отсыпанными под рельс холмиками из щебня, прикрытыми сверху тонким слоем грязи и водяной травой. В таких местах на стройке часто закапывали умерших каторжан, чтобы не тащить тела до кладбища. Теперь их неупокоенные души застряли между небом и землей, они готовы помогать путникам, чтобы выслужить милость и быть похороненными по своему обычаю, в сухой земле.

Значит, на гати мне не будет одиноко!

Во дворе Скита Фрол повертелся, убедился, что мать его не видит, и юркнул в сарай. Выскочил оттуда весь перепачканный пылью, с брезентовым мешком в руках. На мешке сохранились следы жидкой грязи. Уже в тени дома я сообразила одну важную вещь, поймала Фрола за шкирку и слегка встряхнув, попросила молчать, что я собираюсь ночью идти на гать. На этот раз обойдусь сама, без спутников.

Вообще-то в Скиту не принято слоняться без дела, только мне каким-то образом удается избегать домашней работы. Но остальным везет меньше – Никита сидит в сенях и вертит ручку на крышке большой бадьи: взбивает масло. Иришки в его компании не видно – я искренне поразилась, когда узнала, что она возится с маленькими поросятами в хлеву! Делать ей больше нечего. Рядом с Ником на лавке лежит мешок, куда я вчера выгребла и побросала все, что нашла в дупле дерева по дороге на навь, а моя рассортированная добыча лежит рядом.

Конечно, я бы наорала на Никиту, который без спроса влез в МОИ вещи, если бы не одно «но» – предметы перебирал Данила! Он сидел на лавке сам (!) – хотя выглядел скверно: бледный, с ввалившимися щеками и темными кругами вокруг глаз, шея аккуратно обернута полосами льняной ткани. Дан показался мне очень взрослым и каким-то чужим и незнакомым. Только улыбка осталась прежней – он чуть-чуть прикусывал краешек губы, когда улыбался, и видны были ровные белые зубы.

Он разглядывал мой мрачный трофей – череп. Я ужасно рада! Рада, что наконец-то могу взять Дана за руку и поговорить с ним. Мы принялись рассказывать ему про жизнь на Форпосте и происшествия последних дней, тараторили все сразу, сбивались и перекрикивали друг друга. Дан слушал внимательно, хотя сам говорил мало. Чтобы не закашляться, ему приходилось часто останавливаться и отпивать воду из кружки.

Он выслушал большую часть нашей истории и хмыкнул:

– Да, невесело тут живется, реальная тоталитарная секта. – Дан похлопал желтоватый оскалившийся череп. – Вообще, смурное место.

– Почему тоталитарная секта? – огорчился Лёшка, – Наоборот, здесь у них весело…

– Весело? Лёшка, тебя чуть не спалили в одном сарае с Веником!

– Не помню, чтобы я в сарай заходил, – нахмурил светлые бровки Лёшка. – Зато старцы умеют понимать разных зверей и птиц, даже будущее видят в кругах на воде…

– Я понял, Лёшка, швырялово у них сильное! Из чего его варят?

– Из меда, ягод и всяких растений.

– И много ты его наглотался, если не помнишь, как в сарай попал и что там делал?

– Нет, я даже пригубить не успел.

– Хм… Хотя бы кто тебя послал в сарай с кувшином помнишь?

– Помню, конечно. Только он меня не посылал, а попросил принести сурицу на праздничный обряд. Надо, прежде чем пить самому, брызнуть немного на землю, тогда души предков смогут попробовать и так присоединиться к празднику…

– Погоди, Лёшка, не части. Кто он?

– Старец Демид. Он меня попросил, – ответил Лёшка, а Фрол ухмыльнулся: он не спешил попасться на глаза матери, а застрял в сенях и болтал с нами.