На лестничной клетке у дверей квартиры Климова по-прежнему маячили двое дюжих охранников. Любу пропустили беспрекословно. Видимо, Георгий Кимович отдал соответствующие распоряжения. Трое могут входить в его дом беспрепятственно и в любое время: Борис, Кася и Любовь Александровна Петрова. Таков выбор хозяина. Встретила ее сама Кася. Глаза у нее были заплаканные.

— Что случилось? — тут же спросила Люба. -Климов тебя обидел?

— Нет, что вы! Он очень хорошо ко мне относится!

— Тогда что? Тебе здесь не нравится? Ты чем-то недовольна?

— Чем я могу быть недовольна?

— Но тогда что? Кася! Не молчи!

— Любовь Александровна! Заберите меня отсюда! Или помогите! Иначе я умру!

— Вот даже как! Выходит, вопрос жизни и смерти? Ну-ка давай выкладывай, что там у тебя.

— Дело в том, что я…

— Кася, кто там? — раздался из-за двери требовательный голос Климова, и вскоре на пороге кабинета появился сам хозяин. Люба шагнула ему навстречу. — Аа-а-а! — протянул Георгий Кимович. -Мой психотерапевт! Наконец-то пожаловала! Что ж? Бросила меня?

— У меня было много работы, Георгий Кимович.

— Ну так брось ее на хрен! Сколько ты получаешь за свои лекции? Я тебе больше дам. Хочешь?

— Нет.

— А почему?

— Я хочу быть самостоятельной, независимой женщиной, а не человеком из вашей свиты.

— Ха-ха! Молодец! Ну, что встала? Проходи! Кася — обед!

Та тут же упорхнула на кухню. Люба отметила, что Климов выглядит довольным. Похоже, выходит из депрессии. Неужели же это следствие Касиной стряпни? Как мало, оказывается, надо мужчинам!

— Девка — класс! — словно прочитав ее мысли, подмигнул Георгий Кимович. — Готовит — пальчики оближешь! И — экономная. Что важно. А фигура какая, а? Эх, был бы я лет на двадцать моложе!

— Что, женились бы?

— Жениться! Ха! Отженился уже. Хватит. Приударил бы. Но! Не об этом сейчас надо думать, Климов вдруг стал серьезен. — О внуках. Уверен: они у меня есть. Всем — мою фамилию.

— Георгий Кимович, а где Борис? — быстренько сменила тему Люба.

— Что, влюбилась? — Климов расхохотался. -Ага! Влюбилась! Шикарный мужик, да? То-то! Ну, пойдем в гостиную. Кася! Обед в гостиную подашь!

Приобняв Любу за плечи, Климов повел ее в гостиную. Не уставая при этом нахваливать своего помощника:

— Парень с мозгами. Но вбил себе в голову: хочу, мол, жениться на модели. Секретарши у него все как на подбор. За метр восемьдесят, ноги от ушей. Он себе это может позволить. Не то что я: в пупок дышу, — с сожалением сказал невысокий коренастый Климов. — Садись.

Он энергично подтолкнул Любу по направлению к дивану. Та села. Георгия Кимовича было не узнать. Деловит, энергичен. А что будет, если до него дойдут последние новости из детективного агентства? Люба решила пока молчать.

— Я хотела связаться с Борисом по делу, — сказала она.

— А какие у вас дела? Заговор? Против меня? -прищурился Климов.

— Георгий Кимович!

— Я людей насквозь вижу. Иначе бы денег таких не заработал. Не гляди, что я простой. Это игра такая. Маскировка. Чтобы люди меня не опасались.

Люба невольно покраснела.

— Если так, то вы должны понять: мы с Борисом против вас ничего не замышляем.

— А я уже сказал: вам верю. Тебе, Борису и теперь — Касе. А кому верю, тому помогаю.

Климов схватил со стола мобильный телефон, стал тыкать пальцем в кнопки.

— Ало? Борис? Тут психотерапевт тебя ищет. «Приеду!» Олух! Я говорю: женщина тебя ищет. В кабак ее вези. В какой кабак? — Георгий Кимович бросил внимательный взгляд на Любу, одетую в любимый костюм нежно-сиреневого цвета: — В дорогой. Она при параде.

— Георгий Кимович! — взмолилась Люба. Тот не отреагировал:

— Какой разговор! Она согласна. В восемь.

Люба машинально посмотрела на часы: шестой час. Времени не так много.

— Завтра ты мне не нужен, — резко сказал Климов в трубку. — У меня теперь Кася. Отдыхай.

Георгий Кимович дал отбой и подмигнул Любе:

— Я тебе свидание устроил.

— Георгий Кимович!

— А спасибо?

— Но я, кажется, не просила…

— Не просила! Гордая, да? Гордая, независимая. Вот потому ты и не замужем, — сердито сказал Климов. — А по ночам небось в подушку воешь. Знаю, не спорь. Но зато — при своей независимости. Это у вас, дур с куриными мозгами, называется феминизм. Были бы умные, не были бы такие несчастные. Ну скажи: ах, я не одинока, у меня работа, у меня друзья. Дочь моей сестры, подруги, сослуживицы. Вы чужих детей крестить-то любите.

— Это жестоко.

— А как тебя еще в чувство привести? Только резать по живому. А это больно, сам знаю. Но! — он поднял вверх указательный палец. — Человеку нужна семья. Не спорь, — повторил Георгий Кимович. -Я больной, а с больными не спорят. Меня беречь надо… Борис тоже. Все никак не определится. А ему уже тридцать три! Как и моей дочери, — тихо добавил Климов.

— Мне тридцать семь, — также тихо сказала Люба.

— Эка невидаль! Она его старше! Заодно… ха-ха! омолодишься.

Он был невыносим. Люба уже поняла, что возражать ему бесполезно. Климов меж тем назвал ресторан, мимо которого она неоднократно проезжала, но зайти не решилась бы ни за что. Слишком уж там было шикарно. И вот сегодня, в восемь часов вечера, у нее там свидание с оч-чень симпатичным молодым человеком.

Вошла Кася с подносом в руках, стала расставлять тарелки.

— Ты не наедайся, тебе в ресторан, — напомнил Климов. — Хотя понимаю: отказаться трудно. Запах-то какой, а? Что там у нас?

— Солянка мясная, Георгий Кимович!

— Это ж не женщина, а клад! — восторженно взвыл Климов. Люба поймала жалобный Касин взгляд. И взглядом же показала: как только, так сразу.

Терпения Касе было не занимать. Она бесшумно ходила с подносом, уносила грязные тарелки, приносила новые блюда, пока Люба с Климовым беседовали. Прошел примерно час, и в дверь позвонили. Вскоре на пороге появилась Кася и сказала:

— Георгий Кимович, к вам пришли.

— Это по делу, — Климов не спеша поднялся.

Вошедший в гостиную высокий импозантный мужчина с седыми висками был Любе не знаком. Климов не стал представлять их друг другу.

— Пойдем в кабинет, поработаем, — бросил он гостю. И Любе: — А ты поезжай в кабак.

— Еще только седьмой час, — напомнила она.

— А ты в парикмахерскую зайди. Маникюр сделай. Завивку. Ха-ха! Жду тебя в понедельник.

Мужчины ушли. В гостиную впорхнула Кася.