Когда французская армия встретилась с прусской на поле боя, исход этого сражения был прямо противоположным тому, что произошло в двойном сражении при Йене и Ауэрштедте. Нейтральный наблюдатель этой кампании, русский генерал Карл Войде[90], описал прусскую доктрину командования как имеющую силу «недавно усовершенствованного оружия»[91]. Доктрина недаром производила впечатление секретного оружия, ведь она была невидимой. Больше всего поражало то, что каждый в этой армии действовал по собственному усмотрению, но так, что это обеспечивало слаженность действий армии в целом. «Каждый немецкий офицер, — писал Войде, — чувствовал себя частью единого целого; каждый из них в своих действиях руководствовался общими интересами; никто никогда не испытывал сомнений, принимая решения, и не ждал указаний или напоминаний»[92]. Складывалось впечатление, что прусской армии удалось подчинить себе стремительно развивающийся, постоянно видоизменяющийся хаос, свойственный современному театру военных действий. Этой армии удалось примирить самостоятельность и согласованность.

Однако в самой прусской армии все выглядело несколько иначе. Она действительно выиграла войну с Францией, но без осложнений не обошлось. Армия боролась с трудностями, связанными с внедрением новых технологий, а также с противостоянием между молодыми талантами в штабе фон Мольтке и строевыми командирами[93]. Бесспорно, здесь лучше, чем в стане противников, поняли суть и преодолели хаос и неразбериху войны, однако большинство офицеров критически оценивали как эффективность, так и используемые в армии методы. Наряду с вопросами тактики основной темой дискуссий был вопрос, как сохранить контроль, поощряя самостоятельные действия на нижестоящих уровнях. Фон Мольтке получил ответ именно на этот вопрос, и, казалось, вопрос закрыт. Но это было не так. Фон Мольтке выиграл войну, но он не привлек на свою сторону всех членов организации. Генералу фон Мольтке не был свойственен догматизм, поэтому он поощрял дискуссии. Итак, после 1871 года победоносная прусская армия погрузилась в ожесточенные внутренние споры.

Технологии ставили проблему еще более остро. Увеличение дальности и точности стрельбы новых винтовок означало, что воинские формирования придется рассредоточивать, что еще больше затрудняло контроль. Во многих битвах победа или поражение зависели от действий ротных командиров. Иногда они исправляли ошибки вышестоящих чинов, но нередко их самоуверенные решения влекли неоправданные потери. Согласованность действий армии балансировала на грани. Дискуссию раздували две идеи: подтверждение вывода фон Мольтке, что понимание замысла вышестоящего командира обеспечивает согласованность действий, и признание факта, что у каждого подразделения должна быть своя задача или миссия, которую реализуют с учетом ситуации[94]. Чтобы выяснить, какие методы работают, военные ситуации были пересмотрены и переосмыслены на бумаге.

Одно из событий стало cause célèbre — громким делом. Четырнадцатого августа 1870 года 1-я прусская армия под командованием генерал-лейтенанта Карла фон Штейнмеца, захватив возвышенность к востоку от крепости города Мец, вплотную приблизилась к французским войскам. Следуя приказу фон Мольтке, армия остановилась возле городка Коломбей, чтобы понаблюдать за действиями противника. В приказе также говорилось, что по замыслу высшего командования первая армия должна удерживать французов, пока 2-я армия не возьмет их в окружение. Общие директивы, где фон Мольтке описывал ведение военных действий, указывали, что основной принцип, которым руководствуется генерал в этой военной операции, — незамедлительно атаковать врага при каждом столкновении с ним, но при этом держать прусские войска вместе[95].

Командир 26-й пехотной бригады генерал-майор фон дер Гольц заметил, что находящиеся перед ним французские войска начали отступать. Один из штабных офицеров фон Мольтке, находившийся рядом с ним, подтвердил, что общий замысел командования — удерживать французскую армию на месте, обеспечивая возможность для окружения. Согласно приказу, отданному 1-й армии, 26-я пехотная бригада должна была оставаться в обороне. У фон дер Гольца не было времени, чтобы обращаться за разрешением к командиру дивизии, после чего этот вопрос был бы переадресован из дивизии в корпус, из корпуса к фон Штейнмецу, а может, даже от фон Штейнмеца к фон Мольтке. Так что он отправил командованию своей дивизии, своего корпуса и соседних корпусов сообщение, в котором говорилось, что он намерен атаковать французов, и в 15:30 действительно пошел в наступление[96].

Солдаты фон дер Гольца попали в беду, но командир соседней бригады увидел, что происходит, и вмешался. Так же поступили и две дивизии соседних корпусов. Вечером того же дня сражение зашло в тупик, но отступление французов было сорвано. Фон Штейнмец был зол на большинство прусских офицеров, причастных к этим событиям, и приказал им отвести войска, поэтому те отправили назад несколько резервных подразделений, чтобы его успокоить. Штейнмец обвинил фон дер Гольца в безрассудстве, остальные с ним согласились. Однако утром прибыл король и запретил отступление. Прусские войска заблокировали Мец и начали его осаду. На следующий день штабные офицеры фон Мольтке заверили фон дер Гольца, что его «действия существенно ускорили достижение поставленных целей, поскольку, задержав отступление французов, он тем самым создал благоприятные условия для запланированных операций и способствовал их осуществлению»[97].

После войны во многих печатных изданиях десятилетиями велись дискуссии вокруг этого события. В более позднем описании истории этой кампании фон Штейнмец выразил «неодобрение, что столь серьезные боевые действия были предприняты без приказа вышестоящих командиров и что было допущено развитие ситуации до таких масштабов, тогда как 1-я армия занимала, по сути, оборонительную позицию»[98]. В своих воспоминаниях об этой войне фон Мольтке особо отметил ту спонтанную взаимную поддержку, которую оказали друг другу его старшие офицеры, и подчеркнул, что исход сражения при Коломбее предотвратил передислокацию французских войск и позволил его 2-й и 3-й армиям перейти реку Маас[99]. Окончательная оценка была дана в тактическом руководстве, опубликованном в 1910 году: «Это решение — лучший пример спонтанных действий, предпринятых в разумных пределах»[100].