Маппо потрогал искусанную шею. Раны от леопардовых зубов вспухли и воспалились. По ним ползали мухи. Любой поворот шеи, любой взмах руки сразу же отзывался волной острой боли. Трелль достал из сумки лист джегуры — целебного кактуса — и его соком смазал раны. Тело одеревенело, но зато исчезла боль, мешавшая идти. Потом Маппо вдруг стало холодно. Сок этого кактуса был очень сильным снадобьем, злоупотребление которым грозило удушьем и остановкой сердца. Хуже всего, что джегура очень нравилась мухам.

Путники подошли к расщелине. Вход в нее напоминал вход в пещеру. Маппо не умел лазать по горам (трелли жили на равнинах), и предстоящий подъем его вовсе не радовал. Расщелина оказалась очень глубокой (на дне было темно), но узкой. Плечи трелля почти касались ее острых стен. Прохладный затхлый воздух заставил его поежиться. Глаза быстро привыкли к сумраку. На стенах, окружающих башню, трелль не увидел ни ступенек, ни хотя бы скоб, позволяющих уцепиться руками. Он запрокинул голову. Вверху расщелина была шире; здесь же она сужалась, оставаясь такой до самого дна. Как прикажешь подниматься, если нет даже обыкновенной веревки с узлами? Досадливо ворча, Маппо выбрался на солнечный свет.

Икарий держал в руках лук со вставленной стрелой. Шагах в тридцати от него стоял громадный бурый медведь. Зверь слегка покачивался на лапах и принюхивался. Итак, странствующий все-таки добрался до них.

— Этот мне знаком, — шепнул Маппо.

Икарий опустил лук.

— Мне тоже.

Медведь побрел к ним.

Глаза Маппо заволокло пеленой, и он стал лихорадочно моргать. На зубах заскрипел песок, в ноздри ударил острый и пряный запах. Треллю стало страшно. Каждый вдох царапал ему пересохшее горло. Пелена рассеялась. Медведь исчез. К ним шел человек. Совсем нагой, с бледной кожей, на которую изливалось жгучее послеполуденное солнце.

Маппо недоверчиво качал головой. Месремб, вернувший себе человеческий облик, не имел ничего общего с грозным медведем. Ростом он был не более пяти футов. Волос на голове почти не осталось, а худоба граничила с измождением. На вытянутом лице лукаво блестели красноватые глазки. Крупные зубы скалились в улыбке.

— Мой нос меня не подвел. Это ты, трелль Маппо!

— Я, Месремб. Давно мы не виделись.

Странствующий покосился на Икария.

— Да, давно. И было это к северу от Немиля.

— Кажется, тамошние сосновые леса нравились тебе больше, — сказал Маппо.

Как же давно это было! Маппо вспомнились вольные дни, большие караваны его соплеменников и далекие странствия.

— Славные были времена, — вздохнул Месремб. Его улыбка погасла. — А твой спутник — не кто иной, как Икарий. Создатель удивительных механизмов и с недавних пор — гроза диверов и странствующих. Должен сказать, у меня сразу же отлегло от сердца, когда ты опустил свой лук. Пока ты целился, в моей груди все сотрясалось.

— Думаешь, мне нравится быть для вас грозой? — без тени улыбки спросил Икарий. — Но когда нападают без предупреждения…

В его словах звучала странная растерянность.

— Должно быть, у тебя не было возможности предостеречь моего несчастного собрата. Мне остается лишь скорбеть о его душе, разорванной в клочья. Однако я не настолько смел. Любопытен — это да. Здесь мы с треллем очень похожи. Что ж, я получил ответ и могу продолжить свой путь.

— И ты знаешь, куда он тебя приведет? — спросил Маппо.

Месремб сжался.

— Вы видели врата?

— Нет. А что ты рассчитываешь найти за ними?

— Ответы, мой дорогой и давний друг. Теперь же я должен избавить вас от своего присутствия. Ты пожелаешь мне счастливого пути, Маппо?

— От всей души, Месремб. Хочу тебя предостеречь: четыре дня назад мы наткнулись на Рилландароса.

В глазах странствующего появился звериный блеск.

— Я его выслежу.

С этими словами Месремб скрылся за скалами.

— Им движет безумие, — сказал Икарий.

Трелля эти слова заставили вздрогнуть.

— Безумие внутри каждого из них, — сказал он. — Кстати, я так и не нашел пути на вершину. Пещера мне ничего не подсказала.

Внимание путников привлек равномерный стук копыт. По тропе, тянущейся вдоль подножия скалы, ехал человек на черном муле. Скрестив ноги, он восседал на высоком деревянном седле. Одежду седока составлял рваный вылинявший плащ. Руки, лежащие на седельной луке, были цвета ржавчины. Разглядеть его лицо мешал капюшон. Мул, на котором он ехал, был от ушей до кончика хвоста совершенно черным. Только бока припорашивал слой дорожной пыли, сквозь которую проступали следы засохшей крови.

Мул остановился. Человек раскачивался в седле.

— Путь внутрь заказан, — резким, шипящим голосом провозгласил он. — Свободен только путь вовне. Час еще не настал. Отдавая одну жизнь, взамен получаешь другую. Запомните эти слова, крепко запомните. Вы оба ранены. Раны воспалились. Мой слуга позаботится о вас. Он — усердный человек с солеными руками: одна сморщенная, другая — розовая. Вам понятен смысл? Пока еще нет. Пока еще рано. Гости… их так мало у меня. Но вас я ждал.

Седок попытался выпрямить скрещенные ноги. Каждое движение сопровождалось стоном, а лицо незнакомца корчилось от боли. Кончилось тем, что он потерял равновесие и вывалился из седла прямо в дорожную пыль.

Увидев ярко-красные пятна на телабе незадачливого седока, Маппо приблизился к нему.

— Да ты сам ранен, путник!

Теперь этот странный человек был похож на опрокинувшуюся черепаху. Его ноги так и остались скрещенными. Откинувшийся капюшон обнажил смуглое лицо с лысым татуированным черепом, большим ястребиным носом и курчавой седой бородой. Рот с безупречными белыми зубами был полуоткрыт в болезненной гримасе.

Маппо опустился перед ним на корточки, желая получше разглядеть раны незнакомца. Но вместо крови ноздри трелля уловили характерный железистый запах. Маппо сунул руку ему под плащ и вытащил… незакрытую фляжку. Хмыкнув, трелль поглядел на Икария.

— Это не кровь. Краска. Красная охра.

— Да помоги же мне, дурачина! — закричал старик. — Мои бедные ноги!

Не переставая удивляться, Маппо помог ему расцепить ноги, что добавило новых гримас и причитаний. После этого владелец черного мула уселся в дорожной пыли и принялся колотить себя по ляжкам.

— Слуга! Подай вина! Вина, дурья твоя башка!

— Я тебе не слуга, — сухо ответил Маппо, отходя в сторону. — И вина в пустыню я с собой не беру.

— Да не ты, дикарь! — огрызнулся старик. — Где же он?

— Кто?

— Слуга, разумеется. Он думает, будто его единственная обязанность — таскать меня… А вот и он!

— Может, это у тебя от падения? — спросил Маппо. — Не знаю, где ты оставил слугу, но твой мул вряд ли способен налить тебе вина.