— Убивайте! Калечьте! Сжигайте!

Арабиндийский массив, девяносто семь дней до начала штурма

Трепет от разрешения подняться на освящённую верхнюю палубу на мгновение подавил бурлившую в животе Зеноби тошноту. Она задержала дыхание, когда исчез маячивший перед глазами люк, и ей открылся первый настоящий взгляд на владения офицеров.

Увиденное её разочаровало. Переборки из голого металла образовывали небольшое, квадратное пространство прямо вокруг лестницы. К стене была привинчена скамейка, и хотя в настоящее время она оказалась не занята, царапины перед ней свидетельствовали о том, что ею пользовались часовые. Рядом с ней несколько ступенек вели к бронированному люку с маленьким круглым окошком, хотя всё, что она смогла за ним увидеть, было небо, испещрённое подсвеченными ранним утренним солнцем тёмными облаками.

Слева и справа тянулись узкие коридоры, вдоль которых располагались двери, ведущие к другой лестнице метрах в десяти от них, и так далее по всей длине вагона.

Она отвернулась от скамейки и увидела другой коридор, шире остальных, который шёл по всей ширине поезда. В стене были прорезаны ступеньки, ведущие к входам на крышу, бронированным, как и другие орудийные турели. В нескольких метрах от неё ждала династический силовик, держа булаву обеими руками поперёк бёдер и расставив ноги на ширину плеч в непринуждённой позе.

— Сюда, — сказала она Зеноби, шагнув в сторону и указав на открытую дверь в нескольких метрах дальше по проходу.

Звук шагов на ступеньках позади неё заставил Зеноби поспешить, понимая, что за ней следует Джаваахир. Она поспешила в комнату ожидания. Внутри почти всё было из металла, и сначала она решила, что это камера. В стенах виднелись отверстия с кронштейнами полок, что указывало на первоначальное использование помещения в качестве кладовой. Вместо прежних ящиков и мешков теперь здесь стояли небольшой металлический стол и установленные напротив друг друга два стула.

На стене висело треугольное знамя — настоящая ткань на древке из настоящего дерева. Рисунок включал шесть символов династических вождей, золото на красном фоне, отороченное пурпурными нитями.

— Одно из старых знамён времён Объединения. — Зеноби повернулась и увидела в дверях Джаваахир. Старший офицер безопасности посмотрела на стул, стоявший спинкой к ним, и Зеноби немедленно шагнула к нему. — Напоминание нам, что улей Аддаба связан историей с Императором, которая насчитывает поколения.

Зеноби открыла рот, чтобы ответить, но была остановлена поднятой рукой. Джаваахир вошла в камеру для собеседований и закрыла дверь. Она положила руку на плечо Зеноби, проходя мимо, и решительно усадила её на металлический стул, прежде чем сесть напротив. Она сцепила пальцы на столе, и Зеноби заметила ярко-алые ногти — она догадалась, что это были имплантаты, а не накрашенные. Как и татуировки, они являлись постоянными модификациями, чтобы заявить о её положении и верности.

— Ты — Зеноби Адедеджи, рабочий конвейера, а теперь рядовой. Капитан Эгву поручилась за тебя и даже доверила тебе знамя роты. Это весьма примечательно, серьёзная ответственность для семнадцатилетней.

Зеноби сохранила самообладание и промолчала. Ей не задали никаких вопросов, и добровольно делиться информацией казалось неразумным.

— Я думаю, что она права, — Джаваахир подалась назад и положила руки на колени. — Я уверена, что ты знаешь всё об истории Адедеджи.

— Я ношу имя рубиновой династии. Их кровь во мне, даже если моя семья за последние десятилетия сильно утратила своё положение.

— Бывшей рубиновой династии. Низложенной Императором за сопротивление Объединению.

Зеноби боролась с искушением защитить честь своих предков. Многочисленные споры и несколько откровенных драк доказали, что какими бы ни были факты, общепринятая версия заключалась в том, что Адедеджи предали Императора.

— Адедеджи больше не входят в число Шести Одарённых. Я — рабочий конвейера, я мало знаю о политике верхнего улья и о том, что случилось с моими дальними родственниками.

— И ты верна Аддабе.

Зеноби кивнула. Казалось, больше нечего было добавить к этому утверждению. Тень улыбки скользнула по губам Джаваахир.

— Я тебя пугаю?

Правда, вспомнила Зеноби. У всех, кто прошёл интервью, было единственное послание, которое он или она передавал остальным: просто говори правду.

— Я считаю вас и ваших офицеров пугающими, — сказала она. — Я знаю, что моя верность делу также крепка, как фундаменты Аддабы. И всё же я боюсь, что вы этого не увидите.

Джаваахир поджала губы, не сводя глаз с Зеноби. Та выдерживала её взгляд так долго, как только могла, скорее из гордости, чем из вызова, но в конце концов опустила голову и посмотрела на свои руки. Она крепко вцепилась в край стола и даже не заметила этого.

— Ты не произнесла ни одного слова, чтобы убедить меня в своей преданности, — произнесла Джаваахир. — Ты очень спокойна.

На этот раз Зеноби не сумела сдержать желание ответить.

— Мне нечего бояться, если то, что вы говорите, правда. Я верна. Я принесла клятву. Надсмо… Капитан Эгву лично завербовала меня и мою семью. Если бы я не доверяла вам, я бы всё равно доверяла ей. И с тех пор, как она вернулась после… Поскольку она всё ещё командует ротой, я думаю, что и вы ей доверяете.

— Ты находишь эту логику успокаивающей? — Джаваахир по-прежнему не отводила взгляда от Зеноби. Она не была уверена, что старший офицер безопасности хотя бы моргнула. — Так ты видишь мир, причины и правила?

— Я жила на фабричном конвейере, бана-мадам, — ответила Зеноби. — Всё работает определённым образом или не работает вообще. Люди умирают, если что–то идёт не так.

Джаваахир снова улыбнулась хотя сейчас выражение лица оставалось бесстрастным, лишённым всякого юмора.

— Я не имела в виду ничего предосудительного, — быстро добавила Зеноби.

— Люди тоже умирают в бою, если не следуют системе. Ты следуешь, не так ли, рядовой Адедеджи?

— Я буду подчиняться приказам моих офицеров, бана-мадам, — заверила её Зеноби. — Я никогда не опозорю фамилию Адедеджи.

— Не опозоришь, я уверена, что не опозоришь. То, что ты сохранила эту фамилию, хотя большинство твоих дальних родственников избавились от неё, как от старой куртки, говорит мне, что она очень много для тебя значит.

Зеноби пришлось крепко стиснуть зубы, чтобы сдержать рвавшиеся наружу слова. За неделю с лишним она привыкла к тому, что на неё кричат, обвиняют, оскорбляют и угрожают, но она не ожидала такого придирчивого и насмешливого разговора. Это было похоже на молчаливый взгляд её бабушки, когда они собирались в детстве, чтобы найти виновных в каком–то проступке. Виновные всегда первыми начинали оправдываться. Только в четырнадцать лет Зеноби поняла это. К сожалению, слишком поздно, чтобы этим воспользоваться, её бабушка отправилась на последний огонь двумя годами ранее.