Глядя невидящим взором на дорогу, Эви с трудом вздохнула – эти воспоминания неподвижным комком застыли в ее груди.

– Мы тогда были так молоды, а я к тому же была еще и глупа. – Эви пыталась говорить как разумная женщина, а не как девчонка с разбитым сердцем. – Я не имела права ждать… чего-то от тебя.

Уилл крепче сжал поводья. Лошади перешли на легкий галоп, и несколько мгновений его внимание было полностью поглощено их движением. Потом, пустив коней медленным шагом, он, прищурившись, раздраженно посмотрел на Эви.

– Почему ты на меня сердишься? – разволновалась она. – Я просто хотела сказать, что в том не было твоей вины.

– Конечно, я был виноват. И у тебя были причины ждать от меня определенных действий, – возразил он.

Эви прижала руку к груди, она едва дышала от волнения.

– Учтивость и уважение для начала, – проговорил он сквозь стиснутые зубы. – И любовь. Я был настоящим грубияном, когда так бесцеремонно обращался с тобой.

В голосе Уилла слышалось такое презрение к самому себе, что Эви улыбнулась.

– Да, был, – сказала она. – И это было ужасно.

– Если это тебя хоть немного утешит, я тоже чувствовал себя отвратительно. Причем очень долго. – Он закусил губу. – Но несколько лет назад я пытался извиниться перед тобой, если ты помнишь. Только ты и слушать ничего не захотела.

Эви прижала ладони к пылающим щекам. Но, как ни странно, она испытала облегчение, когда смогла поговорить о том, что между ними произошло. Быть откровенной с ним, как когда-то.

– Тогда я не была готова выслушивать твои извинения, – призналась она. – Я была подавлена, да и Аделин просто пугала меня. Я боялась того, что она обрушит вазу на твою голову, поэтому мне хотелось только увести ее подальше от тебя.

Мимолетная улыбка скользнула по его губам.

– У меня сохранилось живое воспоминание о той встрече, – сказал он. – Есть вещи более страшные, чем гнев твоей сестры.

– Знаю. – Эви кивнула.

Бровь Уилла скептически приподнялась, но спорить с ней он не стал.

– Так что же изменилось? – спросил он. – Почему ты смогла сейчас выслушать мое извинение?

Эви опустила глаза на сложенные руки. Перчатки она сняла и держала в руках. Ей был известен ответ на его вопрос. Она встретилась с Майклом. Его дружба, его восхищение помогли ей восстановить уверенность в себе, а совместная работа в Сент-Маргарет помогла понять, что она слишком много времени потратила на скорбь о своей первой глупой любви.

Но все это было слишком личным, чтобы сказать об этом Уиллу.

– Думаю, я выросла и повзрослела, – неопределенно ответила она. – Ведь глупо же горевать о поцелуе, особенно о таком, который явно… тебе не понравился.

Да, теперь это действительно казалось глупым, но тогда она была абсолютно раздавлена. Наверное, она, должно быть, совершенно не умела целоваться, хотя ей, конечно, его поцелуй понравился. Но Уилл сбежал от нее, как будто черти за ним гнались, и было от чего Эви сойти с ума.

Он недоверчиво посмотрел на нее.

– Поверь, это был чудесный поцелуй. И именно это стало одной из причин, заставивших меня его прервать.

Эви удивленно посмотрела на него и отвернулась. Они проезжали деревушку Баррингтон. И хотя ее глаза видели увитые зеленью, причудливые дома в елизаветинском стиле[11], разум Эви пытался осмыслить эти непонятные слова Уилла.

– Это бессмысленно, – наконец выдавила она из себя.

– Нет, это очень даже осмысленно, – возразил Уилл. – Боже, тебе еще не исполнилось семнадцати, и ты была абсолютно невинна. Я не имел права воспользоваться нашей дружбой!

– Если память мне не изменяет, это я воспользовалась нашей дружбой, – заметила Эви.

Уилл усмехнулся.

– Думаю, это правда. И все же я не должен был так поступать.

– Не знаю, – задумчиво протянула Эви. – Это было замечательно.

Уилл встретил ее замечание долгим молчанием, сосредоточившись на управлении лошадьми, которые стали подниматься на невысокий холм к руинам аббатства.

– В любом случае, – наконец заговорил он, когда кони преодолели поворот, – я был, честное слово, обескуражен собственным низким поведением. И счел невозможным обсуждать это с тобой. В конце концов, ты была моим самым лучшим другом. Для меня было просто ужасно думать о тебе… как о… так…

Вот она и получила – подтверждение того, что Уилл никогда не любил ее так, как любила его она.

– Но я должен тебе сказать, что много раз за все эти годы вспоминал наш поцелуй, – произнес Уилл и улыбнулся. – И я очень дорожу этим воспоминанием, Эви.

Она подняла на него недоверчивый взгляд.

– Но почему тогда ты ничего не объяснил мне? Или хотя бы написал? Скажи ради бога!

Блеск в его глазах померк.

– Какими словами я мог написать тебе об этом? Да я боялся обидеть тебя!

Эви ткнула его локтем под ребро.

– Слишком поздно, – сказала она.

Уилл понимающе качнул головой, и он оглянулся назад.

– Я был полным идиотом, и я должен ползать перед тобой на коленях. Однако боюсь, нам надо сменить тему разговора, потому что у нас вот-вот появится компания.

Эви была так поглощена воспоминаниями, что даже не заметила Майкла и Джилбрайда, приближающихся к их экипажу.

– О! – обескуражено воскликнула она. – Впрочем, думаю, это уже неважно.

Но она обманывала сама себя…

Покачав головой, Уилл что-то тихо пробормотал про упрямство некоторых женщин. Пока Эви лихорадочно придумывала подходящую тему для беседы, он сделал это за нее.

– Давай, Эви, на время оставим этот разговор. – И тут его лицо осветилось беспечной, заученной улыбкой. – А теперь, дорогая, расскажи мне об этой вашей благотворительности. Должен признаться, она меня очень заинтересовала…

Уилл был любителем подпирать плечом колонны в бальном зале, особенно если в танце кружилось много девушек, за которыми можно было наблюдать. Но этим вечером на балу у графини Кэмпфорт оказалась только одна девушка, завладевшая его вниманием, и это была Эви, которая проходила очередной круг танца со своим раздражающе-назойливым кавалером, Майклом Боумонтом.

Уилл не имел претензий к Бомонту, потому что этим вечером Эви была ослепительно хороша, несмотря на то что покрой ее платья был весьма скромным по сравнению с платьями большинства женщин, присутствующих на балу. Бледно-зеленые складки мягкой ткани мягко подчеркивали ее великолепную грудь и тонкую талию. Ее волосы, частично затянутые в простой узел на макушке и частично спадающие золотистым каскадом на шею, сияли, как отполированная гинея. Чувственные губы Эви нежно улыбались, заставляя Уилла представлять такие вещи, о которых он и думать не имел права. Даже очки не отвлекали внимания от ее красоты, которую большинство мужчин не замечали по собственной глупости. В том, что многие оказались слепы к ее красоте, была частично виновата Аделин. Бессмысленно было отрицать, что жизнерадостность и озорство Аделин отвлекали внимание от скромной Эви. И то, что Аделин без раздумий демонстрировала свои прелести, меняя одно шикарное платье за другим, делало эту разницу между сестрами еще более ошеломляющей. Пока Эви по обыкновению прятала глаза за очками и скромным, подобающим почтенной женщине одеянием, ее сестра-близняшка распространяла вокруг себя волшебные чары и наслаждалась мужским вниманием. Большинство кавалеров считали, что Аделин гораздо красивее Эви, хотя, по правде говоря, близняшки были как две горошины из одного стручка.