Наконец, Шестой Вселенский собор монотеистов, вошедший в историю как Римский, ибо проходил на недавно возникшем Папском острове, торжественно объявил об административном объединении всех монистов. Делегаты договорились выбирать себе единого пожизненного главу — Архипастыря. Резиденцией Архипастыря был определен тот же Папский остров. Одновременно они сформировали постоянный орган новой квазицеркви — Вселенский Совет Монотеистических Церквей — ВСМЦ.

Таким образом, хотя настоящего слияния монотеистических церквей и религий не получилось, известное единение достигнуто было. Монотеисты — христиане, иудеи, мусульмане — продолжали, как и прежде, молиться каждый на свой манер. Но теперь они хотя бы признавали друг друга, и это стало огромным шагом на пути создания Вселенской церкви. Такие меры позволили, помимо прочего, вернуть духовенству роль значительной и позитивной политической силы. Затем были предприняты и другие шаги. В частности, религию вернули в школы и дошкольные учреждения, атеизм, а следом за ним и дарвинизм признали вредными лжеучениями, заменив устаревшую теорию эволюции прогрессивным научным креационизмом; наконец, ввели уголовную ответственность за безбожие. А впоследствии, когда отделение церкви от государства окончательно и повсеместно признали опасным либеральным заблуждением, последовало уже революционное оздоровление общества; наступила новая эпоха — эпоха религиозно-духовного возрождения, вошедшая в учебники истории под наименованием Теократический ренессанс, и Церковь вновь, как в добрые Средние века, стала играть первую скрипку и на международной политической арене, и во внутренней жизни государств.

На сегодняшний день, по прошествии десятилетий, весьма условное некогда объединение приобрело зримые очертания и формы. Во многих странах были открыты храмы так называемой Вселенской Церкви, где культовые потребности могли отправлять последователи любого из направлений монотеизма. Народились даже общемонистские праздники, совместные ритуалы и молитвы. Речь уже шла о литургическом единстве. А простым мирянам все сложнее стало ориентироваться в нюансах догматических расхождений. Куда проще ходить на молитву во Вселенский храм и не париться о том, кому кладешь поклоны, — раз Храм один, так и Бог един.

Тем временем облака за иллюминаторами истаяли вовсе, оставив после себя лишь легкую туманную дымку, сквозь которую где-то внизу провиднелись нарезка полей, пятна растительности и причудливые речные извивы.

Лайнер шел на снижение.

Неожиданно суша закончилась, и под ними простерлись голубые просторы Северного моря.

— Подлетаем к аэродрому Харлем, — прогудел стюард. — Посадка, господин аль-Рашид.

Георгий занял свое место и с любопытством стал вглядываться в морскую гладь. Ага, вон он, Харлем. Бетонная платформа аэродрома отсюда, с высоты, казалась устрашающе крошечным серым квадратиком. И как только на таком разместится двухпалубная махина лайнера? Но по мере снижения иллюзия рассеивалась: Харлем оказался тем, чем он и был на самом деле, — гигантской плавучей платформой пятидесяти миль в длину и двадцати в ширину, возведенной над местом, где когда-то существовал одноименный, ушедший на дно город.

Аль-Рашиду никогда еще не приходилось бывать ни в одном из подводных городов, поэтому он с интересом ожидал посадки. Веками трудолюбивые голландские крестьяне и бюргеры упорно, клочок за клочком, по сантиметру отвоевывали у моря свои польдеры: осушали болота, окружали дамбами, дренажными каналами. И даже когда пришли времена Потопа и, казалось, уж теперь-то их извечный соперник — Северное море — возьмет долгожданный реванш, они, единственные в Европе, не пожелали смириться со стихией. И, накрыв родной город прозрачным куполом, предпочли вместе с ним погрузиться в соленые морские пучины.

Такое упрямство, безусловно, заслуживало уважения. Вон у беспечных итальянцев Венеция ушла на дно вместе со всеми своими великолепными палаццо и знаменитыми каналами. Амстердам же устоял.

На аэродроме Георгий вместе с обоими провожатыми, которые, ссылаясь на приказ шефа, категорически отказались отпустить Георгия одного, пересел на катер — летная платформа служила одновременно пристанью — и они помчались к торчащим над морским горизонтом цилиндрическим вышкам из стекла и стали, что сверкали в лучах заходящего солнца подобно гигантским алмазным градусникам.

Дюжина таких вышек, точно сторожевые башни, окольцовывала выступающую над уровнем моря на семиметровую высоту верхушку циклопического прозрачного купола, укрывающего Амстердам. Вокруг каждой из сияющих башен-градусников теснилось великое множество катеров, судов и суденышек.

Катер подошел к одной из таких вышек и причалил к свободному транспортеру. Тот поднял их на двадцать метров вверх, затянув прямо в жерло лифтовой кабины, а лифт сбросил на три тысячи метров вниз — на самое дно подводного города.

По ходу спуска Георгий успел вволю полюбоваться видами Амстердама с высоты птичьего полета, а точнее — рыбьего проплыва. Почти вся городская застройка осталась в неприкосновенности, как она была до Потопа, отчего казалось, что лифт опускает их в колодец времени, век эдак в шестнадцатый-семнадцатый.

Четыре главных канала — Сингель, Харенграхт, Кайзерграхт, Принсенграхт, опоясавшие островерхие черепичные крыши исторического центра в форме полумесяца, — около сотни их младших собратьев, пересекающиеся на улице Дамрак, четыре сотни мостов, Башня слез, Королевский дворец, площадь Дам — все это в единый миг, как на ладони, предстало его взору. Каналы, когда-то спасавшие этот город от затопления, утратив изначальную функцию, смотрелись теперь вполне сюрреалистично.

Покинув кабину лифта, аль-Рашид решительно заявил обоим переквалифицировавшимся в телохранители стюардам, что здесь их пути расходятся.

— Но мистер Сэм велел… — начал было возражать один их них.

— Мистер Сэм распорядился доставить меня сюда в целости и сохранности, так? С этой задачей вы прекрасным образом справились, поздравляю. Я непременно отмечу каждого перед вашим шефом. Но теперь мне предстоит кое-какая работенка. А я всегда работаю один.

— Но ведь мистер Сэм…

— Под мою ответственность, — отрезал Георгий. — Сенатор поручил вам помогать мне, а не мешать.

— Ну-у… раз под вашу ответственность, тогда что ж… А нам-то что теперь делать?

— А что угодно, — пожал плечами аль-Рашид. — Вон, в музей Ван Гога сходите. Или Рембрандта.

— Музей чего? — нахмурился старший охранник.

— Понятно, — вздохнул Георгий. — В общем, город можете пока осмотреть, достопримечательности.

— Ага! На хрен они нам сдались, мы люди деловые.

— Про район Красных фонарей слышали?

— Я, я слыхал! — встрепенулся второй боец, помоложе. — Это где шлюхи в витринах. — И добавил с восхищением: — Срамота!

— Так это что, типа, здесь? — с загоревшимися глазами спросил первый.

— Вот-вот, — усмехнулся аль-Рашид.