И потом, твои примеры некорректны – это стратегический уровень. Там действительно уже есть кое-какой простор для новых комбинаций, хотя, как ты знаешь, большинство все равно предпочитает пользоваться шаблонами. И чаще всего вполне успешно. А на уровне подразделения шаблоны – короли поля боя. И наши успехи здесь, в России, во многом объясняются в первую очередь тем, что наши солдаты, унтер-офицеры и офицеры, вследствие гораздо большего имеющегося у них боевого опыта, уже отработали и сделали лично своими очень много шаблонов. А русские… я проводил анализ – у них вследствие резкого роста размеров армии в последние два года, а еще больше вследствие репрессий тридцать седьмого – тридцать восьмого годов практически разрушилась система боевой подготовки. Индивидуальная как-то шла, причем очень неровно от подразделения к подразделению даже в одном соединении. А вот командирская учеба и учения полкового уровня и выше… – Курт покачал головой. – Но я опять отвлекся… Я хотел обратить твое внимание вот на что: у любого из офицеров, прошедшего обучение по определенной воинской специальности, уже есть некий набор шаблонов. У пехотного офицера – свой, у артиллериста – свой, у диверсанта – свой. И эти шаблоны непременно оказывают влияние на его действия, даже если он действует в непривычной для себя сфере и на том уровне, когда требуется не специализация, а синтез. То есть даже обучившись и перейдя на ступень руководства общевойсковым боем, одну и ту же задачу пехотинец, артиллерист или диверсант будут решать сильно… ну, или, как минимум, несколько по-разному, – Курт замолчал, внимательно глядя на дядю. И генерал Гудериан еще раз подтвердил свою репутацию блестящего военного ума рейха.

– То есть ты хочешь сказать, что он действует так, что его действия не подходят ни под один шаблон?

– И да, и нет, – ответил фон Зееншанце. – Скорее, он действует так, будто владеет всеми этими шаблонами. Но так быть просто не может. Базовые схемы закладываются на начальном этапе развития профессиональных умений и навыков.

Генерал на некоторое время задумался.

– А если… – он на мгновение замолчал, будто еще раз обдумав пришедшую ему в голову мысль. А затем продолжил: – А если он просто не капитан?

– То есть? – не понял Курт.

– Ну, ты же сам говорил об операциях стратегического масштаба. А что если он подготовлен именно к такому уровню? Ты вот упомянул репрессии тридцать седьмого – тридцать восьмого. Русские тогда очень хорошо прошлись по своему офицерскому корпусу. Особенно по верхушке. Насколько я помню, они почти полностью уничтожили весь высший командный состав своих вооруженных сил[42]. Кого убили, кого бросили в лагеря, а кому повезло – тот отделался понижением в звании на несколько ступеней. А что если он один из таких «счастливчиков»? Ведь, если пользоваться твоей терминологией, офицеры высокого ранга отличаются именно умением совмещать разные шаблоны. А там, где есть совмещение, там возможно и разделение… выделение нужного в данный момент.

Курт задумался, а потом отрицательно покачал головой.

– Не думаю. База все равно прорывается. Наполеон, уже будучи императором и великим полководцем, все равно оставался в первую очередь артиллеристом. Все его сражения спланированы под наиболее эффективное использование артиллерии. А у капитана этого нет. Он брал склады как профессиональный диверсант, атаковал штаб как головорезы генерала Штудента[43], а мой сводный отряд разгромил в классическом полевом сражении.

Гудериан задумался, но в этот момент машина остановилась. Они прибыли в штаб второй танковой группы.

Вилора ворвалась в избу, занимаемую начальником полевого госпиталя, будто южный смерч.

– Товарищ военврач первого ранга, как же так?!

Александр Моисеевич, что-то старательно записывающий в большом «гроссбухе», лежавшем на его столе, поднял голову, сдвинул очки на лоб и удивленно воззрился на девушку.

– Э-э, товарищ Сокольницкая? Уже прибыли?

– Да, но… товарищ военврач первого ранга, мой батальон… мне надо к ним!

– К кому? – не понял начальник полевого госпиталя.

– К батальону капитана Куницына!

Александр Моисеевич Шпильман решительным движением закрыл «гроссбух», отодвинул его в сторону и снял со лба очки.

– Значит так, Сокольницкая, садитесь.

– Но…

– Садитесь, товарищ военврач третьего ранга.

– Но я…

– Садись, кому сказал! – рявкнул Шпильман, и Вилора сама не поняла, как шмякнулась на табуретку, стоявшую перед рабочим столом начальника полевого госпиталя.

– Ты сейчас кто?

– Я?

– Да-да, ты.

– Ну-у, Вилора я. Сокольницкая. Вы же сами сказали…

– Тьфу ты, детский сад – штаны на лямках! – выругался Александр Моисеевич. – Я ее об одном спрашиваю, а она мне как на первом свидании свои паспортные данные… Ты, Сокольницкая – военврач третьего ранга. Если я правильно думаю, что ты полностью подтвердила свою квалификацию. Так это?

– Так, но…

– Цыц! Я сейчас говорю! – Шпильман сердито встопорщил усы. – Так вот, ты – военврач третьего ранга. А скажи-ка мне, Сокольницкая, есть ли в каком-нибудь, хоть самом отдельном и вовсю даже штурмовом и ударном батальоне штатная должность, которая предусматривает заполнение ее военврачом третьего ранга?

– Но я же…