– Итак, Дарьюшка, продолжим. – Морхольд поморщился. – Ты можешь на расстоянии общаться с некоторыми людьми, правильно понимаю?

– Не со всеми, – она вернулась на свое место. – А почему мы ушли из той гостиницы, где ты остановился? Ты же вроде не боишься Клеща?

– Не боюсь. – Морхольд пожал плечами. – Другое дело, не стоило так махать тесаком. Разозлил он меня, правда. Но на всякий случай, а он, как известно, разный бывает, стоило поменять пункт постоянной дислокации. Обратила внимание, что просто пункт, а не наш?

– Обратила. – Дарья уставилась на свои ногти на правой руке. На безымянном пальце ноготь обломился, с мясом, до крови. Девушка нахмурилась. – Ты мне и так успел помочь. Спасибо тебе.

– Пожалуйста. – Морхольд вытащил из кобуры большой револьвер. Слитным движением откинул барабан, придирчиво осмотрел патроны. – Все это лирика, Дарья. Давай к делу переходить, дела-то и впрямь интересные. Или ты считаешь, что мне нечем было заниматься, кроме как тащиться в самые дожди через половину бывшего Волжского района сюда?

– Я не знаю. Совершенно не могу тебе ничего сказать по поводу твоих занятий. Да, могу общаться с некоторыми людьми, но не с тобой. А вот достучаться до тебя вышло… случайно. И когда поняла, кто ты такой, попробовала поговорить.

– Угу, – буркнул Морхольд. – Это ладно. Вопрос звучит так, милая… Чего тебе конкретно от меня надо?

Дарья уставилась на стенку, вздохнула, зябко повела плечами.

Морхольд смотрел на нее, посасывая чубук, выпускал дым через нос. Бок чесался, небольшие ранения начали подживать. Это радовало, поскольку ему почему-то не верилось в ближайшие спокойные две недели. Не верилось, хоть ты тресни.

– Мне надо уйти отсюда. – Дарья посмотрела на него. Не жалобно, нет. Взгляд у девочки казался очень решительным. Разве что сквозило в нем что-то непонятное… затравленность? – Я знаю куда, но одна дойти просто не смогу.

– М-да… – Морхольд пыхнул трубкой, почесав небритое горло. – Уже хотя бы что-то. Мне в этом какой интерес?

– Смогу заплатить.

– Заплатить…

Он присмотрелся к ней внимательнее. Заплатить. Ему, человеку, в основном промышлявшему не работой проводника. И чем? Что сможет дать ему эта не особо уж и малолетняя секильда, смешная даже из-за сильно сжатых и волевых, как наверняка кажется ей самой, губ?

Морхольд взял единственный колченогий стул, подпиравший дверь. Вряд ли Клещ и его ребятки решатся сделать что-то плохое. А услышать их он услышит, если уж такая глупость придет в их головы: ступеньки, ведущие на второй этаж, скрипели не хуже левого колена у самого Морхольда. А оно щелкало и поскрипывало ой как громко.

Он сел напротив нее, положил руки поверх спинки.

– Чем ты мне сможешь заплатить, девочка? Не пойми меня неправильно, Дарьюшка, но ты мне не сможешь компенсировать даже мое вмешательство в твои дела с этим мелким пакостником, Клещом. Если ты боишься идти куда-то, то, думаю, это либо опасное, либо далекое место. Поправь меня, если я неправ.

– Далеко. Опасно, – она кивнула. – Но у меня есть кое-что для тебя.

– Смею надеяться, красотка, что речь вовсе не о твоих слегка худосочных прелестях, эм?

– Нет. – Дарья почесала кончик носа. – Но тебе должно понравиться.

– Угу, понятно. – Морхольд прикусил чубук. Покрутил пальцами, глядя на нее. – В основном, и ты явно это поняла, ты ж девушка умная, я никого и никуда не провожаю. Надо – пошел, нашел, притащил. Или самого человека, или голову, например. Голову, конечно, тащить всяко удобнее – она не просит жрать, пить, спать или срать. По-маленькому, если уж честно, организм и на ходу сможет, само от бега высохнет и снова промокнет, и не один раз. Но порой заказчику, хоть ты убейся, надо притащить живого человека. Знаешь, в чем тут сложность, не считая естественных надобностей человека, включая непреодолимое желание удрать от меня?

– Нет. – Дарья тихонько вздохнула.

– Во внимании и времени. Следить за поганцем, за сохранностью его никчемного организма и все остальное. Голова куда удобнее, ее можно просто положить в контейнер, мешок или завернуть в любой кусок брезента. Хотя, конечно, есть и минусы – она может тупо протухнуть. И ладно, если бы дело было только в запахе, там, за Кинелем, противогаз или респиратор частенько не снимаешь вообще. Нет, товарный вид портится. Видела головы у администрации?

Дарья кивнула. Морхольду все меньше нравилось ее невозмутимое спокойствие.

– Их я просолил. У меня в рюкзаке всегда лежит соль – полезная штука, хоть и очень дорогая, и не только в готовке. Хотя, конечно, лучше коптить. Потом немного сложно разобраться – кто есть кто, если клиентов много, но зато никаких опарышей или чего-то подобного.

Девушка кивнула.

– У меня даже собаки нет. А ведь собаки, милая Дарья, существа универсальные: мало того, что они сами могут найти, чего скушать, так они еще, хотя и не всегда, и тебе принесут, поделятся. Они молчат ровно тогда, когда необходимо, и разевают пасть именно когда нужно. Еще с ними можно поговорить. Ну как поговорить – делают вид, что слушают, такие дела.

– И что? – она уставилась на сталкера совершенно непонимающе.

– Черт… Я хожу один, всегда. Мне так нравится. Меня это устраивает. Не надо думать о ком-то, беспокоиться и переживать. Не из-за кого-то, а из-за себя, потому что при моей работе растяжение связок у напарника приведет к проблеме. Если у меня появится выбор, тащить или бросить, угадай, что я выберу?

Дарья усмехнулась. Недобро, не по-детски и не по-девичьи. Усмехнулась так, как следовало улыбаться той, которая, не дождавшись чулана и задранной на голову юбки, свернула челюсть сыну авторитета.

– Ты убьешь его. Не просто чтобы не мешал – чтобы никто не напал на твой след, не узнал про тебя. И даже не будешь тратить патрона, они же дорогие, просто прирежешь.

– А, ты мне нравишься. – Морхольд выколотил трубку. Ткнул в Дарью чубуком. – Это здоровый эгоизм, дорогуша. Очень необходимый в окружающих реалиях, и меня радует, что ты это понимаешь. Знаешь, что настораживает?

– Да. – Дарья пожала плечами. – Ну как… подозреваю, что знаю.

– Поделишься?

– Я сижу здесь, с тобой… И сама нашла тебя. Сколько там, часов пять, не меньше, мы с тобой вдвоем. Мне вполне известно, кто ты такой, иначе я не смогла бы тебя найти, даже близко не подошла бы. Когда нащупала твой след, увидела твоими глазами мир вокруг, и позвала, тогда же и начала узнавать, кто ты такой.

Морхольд усмехнулся, тоже не особо ласково, слегка оскалив желтоватые и не очень ровные зубы.

– И… а никто ничего про тебя не знает. Да, есть такой, да, вроде делает какие-то темные дела. Ну, вроде как сталкер, ходит, бродит, носит всякое там. Обещание держит. Если его обманет кто-то, обязательно накажет, жестко, и возмездие будет больше причиненного вреда. Только вот хорошего никто не говорил. – То есть, дорогая, ты что-то узнала, и решила, что я тот, кто тебе нужен? Послушала сплетни, байки, сказки? Странно, если бы кто-то рассказал про меня что-то хорошее, ничем таким я здесь не отличился. И не надо путать разговор с Клещом и хороший поступок – мне на самом деле неприятно, когда такие, как он, молодые да ранние, наглые, пользуются девочками вроде тебя.