— То есть не обрадовались?

Мур непонимающе сдвинул брови.

— Большинство из тех, с кем мы разговаривали, с радостью помахали бы ему ручкой…

— Не очень-то мне нравится ваша работа. — Мур впервые обратился к Наоми. — Как вы сами видели, моя состоит в том, чтобы помогать людям, погрузившимся в пучину горя. Я не могу вытащить их в одиночку, но могу протянуть руку помощи. Мне всегда казалось, что и Мартин Вик, возможно, из таких людей. Если бы он обратился ко мне, возможно, мы помогли бы друг другу.

— Но ведь не обратился? — спросил я.

— Увы, нет.

— Простите, что так говорю, но ваши консультации предназначены скорее для людей с несколько иным социальным статусом.

— Не стану оправдываться за платные семинары. Они меня кормят, но это не основная моя деятельность. Они ценны тем, что позволяют финансировать работу с группами риска.

— Кто входит в эти группы?

— Люди, которые нуждаются в нашей помощи, но не могут себе ее позволить. Это может быть скорбящая мать, человек, злоупотребляющий наркотиками или очутившийся на улице. Я хочу сделать так, чтобы следующий потенциальный Мартин Вик не переступил черту. Я даже обсуждал это с полицией в свое время.

— Кевин Блейк обращался к вам как представитель полиции?

Мур покачал головой:

— Кевин больше похож на вас.

— То есть? — спросил я.

— Все держит в себе. Простите, я такое сразу вижу. Любопытно, что он ушел из полиции сразу после того, как Мартина Вика осудили…

— Чем любопытно?

— Это демонстрирует масштаб трагедии. Хотя он и так понятен. Вик не просто разрушил мою семью, он сломал жизнь всем, кто соприкоснулся с его делом. Но полагаю, Блейк прекрасно справился с ситуацией.

— Вы с ним друзья?

— Нет, не то чтобы друзья. Он человек замкнутый. Время от времени наши пути пересекаются. Благотворительные мероприятия и все такое…

— Вам кто-нибудь сообщал, что Мартину Вику оставалось жить недолго? — спросила Наоми.

— Да. Ваш сотрудник по работе с семьями пострадавших. Очень милая девушка. Сказала, есть надежда, что Вик признается, где Лиззи нашла последний приют. — При упоминании дочери голос Фрэнка дрогнул, руки непроизвольно потянулись к груди, будто бы показать, что она всегда в его сердце.

— И как вы к этому отнеслись?

— Кажется, сказал, что полиция зря теряет время. — Увидев, что Наоми глянула на меня, он пояснил: — Понимаете, когда объявили, что Лиззи погибла вместе с остальными, в каком-то смысле стало легче. Я смог… — Он вытянул ручищи, будто собирался опустить на землю какой-то огромный предмет… — Отгоревать обо всех. Перевернуть страницу. После таких трагедий приходится жить дальше. Простить и забыть.

— Вы простили Мартина Вика? — спросила Наоми.

Мур нетерпеливо дернул головой:

— Я простил себя.

— Но за что?

— За то, что выжил. В семейной жизни существует определенный уклад. Матери воспитывают детей, берегут семейный очаг. Отцы заботятся о пропитании, тепле и защите. Я не справился с задачей.

Я не согласился с этим неоднозначным заявлением, но возразить ничего не мог, потому что по отношению к себе он был прав. Находись он тогда в доме, жена и дети, возможно, остались бы живы.

— Насколько я понимаю, вы с Маргарет к тому времени разъехались, — сказала Наоми.

— Ну, это вы так понимаете.

— Я просто пытаюсь восстановить последовательность событий, — спокойно ответила она.

— Разъехались, но не думали, что это навсегда. Обоим надо было отдохнуть.

— От чего?

— Когда станете старше и у вас появится своя семья, поймете, — ответил Фрэнк. — Брак — как океан. Безбрежный, бездонный, загадочный. С приливами, отливами, изменчивый и непредсказуемый. Мы тогда переживали бурю… — Он осекся, и я с удивлением сообразил, что это и есть его ответ.

— Какую бурю? — продолжала настаивать Наоми.

— Если хотите подробностей, я связался с плохой компанией. Не был идеальным отцом и мужем, но смог вынести нечто важное из этой ситуации.

— Что же? — спросила Наоми, явно намереваясь задавать вопросы, пока не получит прямой ответ.

— Я смог преподать очень ценный урок своим детям. — Мур кивнул на фото в книжном шкафу. — Дорожи каждым днем. Проживай его так, будто он последний.

Вряд ли малыши могли усвоить такой урок, но я постарался не выдать своего скептицизма.

— Извините, что настаиваю, но в чем вы тогда были неидеальны? — спросила Наоми.

— Боролся. — В голосе Мура послышались угрожающие нотки.

— С кем?

— С Мэгги. С детьми. С самим собой, — перечислил он так, будто этих людей ничего не объединяло. — Теперь у меня есть жизненный девиз, и я стараюсь ему следовать. Плыви по течению.

— Надо запомнить, — сказала Наоми.

Мур вздернул подбородок, будто собрался взять высокую ноту:

— Думаете, я что-то недоговариваю? Жена и дети скоро будут дома, и я бы предпочел, чтобы их все это не коснулось.

— Да, конечно, — сказала Наоми. — Вы бы очень нам помогли, если бы сказали, где провели ночь субботы и утро воскресенья.

— Я счастливейший человек на свете. — Мур просиял.

Странное заявление для человека, детей которого зарезали.

— Я был дома, в постели, рядом с женой.

— Понятно, спасибо, — сказала Наоми. — И благодарим за то, что уделили нам время.

— Я провожу. — Мур направился за нами к двери.

Надевая ботинки, я еще раз посмотрел на семейные фотографии, и меня поразило сходство новой жены Фрэнка с убитой Маргарет Мур.

— Мы созданы друг для друга, — сказал Фрэнк, проследив за моим взглядом. — В жизни все устраивается само собой.

Наверное, я снова озадаченно наморщил лоб, потому что Фрэнк собрался развить свою мысль, но тут на улице раздались голоса, потом кто-то вставил ключ в дверь. Она открылась, и в дом вошли трое детей. Сначала мне показалось, что они удивились или оробели, увидев незнакомцев, но потом понял, что они всегда так заходят в дом.

Молча и с обувью в руках.

Они стояли гуськом и ждали, когда мать проведет их в дом. Она вошла, и мне сначала показалось, что я вижу перед собой Маргарет Мур. Сходство было полным, вплоть до французской косы.

Наоми улыбнулась детям:

— Полагаю, это…

— Элизабет. — Миссис Мур кивнула на высокую девочку. — А это Артур и Мэри.

— Бекки, моя чудесная жена, — объявил Фрэнк.

Мы поздоровались, и мать повела детей в гостиную.