– Я тебя убью, – прохрипел он и попытался схватить ее за горло.

– Даже не думай. Я спасаю твою задницу. – Девочка ткнула его в свежий шов, и Ошо согнулся пополам от боли. Он был слаб, как ребенок.

– Зачем?

– Потому что я – дура. – Они дошли до дерева, и Маля подтолкнула его. – А теперь забирайся.

Ошо хотел вернуться, помочь своим мальчикам, но она легко преодолела его слабое сопротивление и снова подтолкнула его вверх.

– Ты им не поможешь, – фыркнула она, – просто ты повел себя почти как человек. Что посеешь, то и пожнешь, солдатик. А теперь лезь наверх!

– Я не могу!

– Либо залезешь, либо тебя съедят койволки. – Она толкала его вверх. – Лезь давай, отродье несчастное.

Огонь охватил остаток здания и стал еще ярче. Патроны взрывались. Та-та-та. Наверное, его винтовка там же. Кажется, швы рвались, пока девчонка помогала ему лезть наверх. Он чуть не ослеп от боли, но все-таки забрался.

Наконец Ошо устроился в развилке ветвей, задыхаясь и плача. Он умирал от боли, но сидел наверху. В безопасности. Живой.

Солдат посмотрел вниз, ожидая, что девчонка залезет сюда же. Может быть, он все-таки сможет ее прикончить за такое. Но Маля ушла. Ее поглотили джунгли. Призрак. Прямо как койволки, которых она призвала.

Ошо вздохнул и прислонился щекой к шершавой коре. Здание горело, швы жгло болью. Тело казалось очень тяжелым. Может быть, лекарства девчонки оказались лучше, чем он думал.

Снова послышались выстрелы. Солдатики сражались всерьез. Койволки выли, но отряд собрался вместе и стал сопротивляться. Патриотический фронт отомстит, как всегда. Убьет в десять раз больше врагов.

Ошо понял, что у него по боку течет кровь. Непослушными пальцами ощупал ребра. Все плохо. Должен был получиться опрятный шрам, но потом хорошенькие ровные стежки не выдержали. В реальной жизни они просто полопались один за другим.

Здание пылало, как факел. Взорвался еще ящик боеприпасов. Это зрелище показалось ему почти красивым. Ошо смотрел в темноту, думая, куда же делась девчонка.

Лучше бы Мале сбежать на край света. Если ее поймают, лейтенант отрежет ей не только счастливую левую.

Солдатики очередями стреляли из автоматов. Койволки выли, умирая.

Ошо прислонился к стволу, который показался ему очень удобным. Он не знал, виноваты ли в этом лекарства или потеря крови, но терял сознание. И, погружаясь в черную бездну, Ошо почти улыбался. Девчонка их сделала. Молодец. Они даже ни о чем не догадывались. Ошо уважал такое. Глаза у него закрывались.

«Тебе лучше бежать, девочка. Бежать и никогда не возвращаться. В следующий раз койволки тебя не спасут».

Люди постоянно претендуют на стойкость, которой не обладают. Но, возможно, на свой собственный человеческий манер они действительно стойкие. В таких местах, как Затонувшие города, дети вырастают сильными, потому что слабые быстро умирают. Но и в каналах Затонувших городов, и на рисовых полях Калькутты дети всегда одинаковы. Или они проигрывают, или убегают, или сражаются и охотятся. И дети везде. Как мыши.

Они лежат по углам разбомбленных зданий или вжимаются в грязь ирригационных канав. Мухи влетают в их носы, рты и глаза. Мышь тут, мышь здесь. И убийство такого никогда не даст даже самого слабого ощущения победы.

Солнце ползло по небу, а Тулу снились мыши, бегающие повсюду. Подумай, Маля. Это не тот путь, которым ты хочешь идти. Подумай, Маля. Это не твой путь.

Я умираю.

Когда Тул был молод, учителя говорили ему, что если он и его стая будут сражаться хорошо и благородно, боевая колесница вознесет их к солнцу. Тул умрет и отправится в поля мяса и меда, и найдет там свою стаю, и они станут охотиться на тигров, разрывая их голыми руками.

Они будут охотиться.

Скоро.

Он вспомнил шокеры, которыми пользовались учителя. При ударе в нос они рассыпали искры. Шокеры вечно угрожали ему, заставляли его сжиматься в ужасе при ударе. Братья и сестры скулили и прятались за спинами друг у друга, лишь бы спрятаться от шокера.

Учителя. Суровые мужчины и женщины с шокерами в руках. Лучшие из лучших, отобранные прямо в лагерях GenSec Military Solutions, Ltd. В ГенСеке знали, как добиться повиновения. Сырое мясо и удары электричеством. Дожди искр.

Плохая собака!

Тул помнил, как дрожал и умолял разрешить ему делать то, чему его учили. Просил разрешения сражаться и убивать. Нападать, когда ему скажут.

Подчиняться.

А потом пришел их генерал. Добрый и честный человек, который спас их от ГенСека. Генерал, который вывел стаю из ада. Они все вместе вылезли из самого пекла, взошли на боевую колесницу солнца и родились заново. В порыве отчаянной благодарности они поклялись генералу Кароа в верности.

Тул, спасенный из ада, должен был служить до конца дней своих. Ему пришлось бы сражаться, но он познал бы счастье защищенности – он принадлежал бы кому-то, кто выше его. Он являлся частью стаи и армии.

Хорошая собака.

Солнце клонилось к закату.

Тул заметил мальчика, который кружил рядом, как стервятник, и наблюдал за ним с плотоядным интересом.

Многих из стаи Тула разорвали стервятники у него на глазах. Стервятники. Псы. Вороны. Они плыли к дальним берегам и умирали. Когда они сражались с Тигриной стражей в Индии, стервятники кружили в мутном синем небе. Они появились там, когда армия еще не высадилась на берег, и ждали трупов. Они знали, что в болотах у устья реки Хугли всегда найдется еда. Но это не остановило генерала Кароа.

Тул и его стая бросились вперед по приказу генерала. Они погибали, разодранные в клочья.

И теперь стервятник тоже кружил рядом, ожидая.

Нет, не стервятник. Мальчик.

Мальчик-мышка.

Тул смотрел на худое рыжеволосое создание, не понимая, почему парень еще не сбежал. Он держал мальчишку за хвост, потому что… Тул порылся в памяти. Разум туманился. Мышонок был узником, а узники полезны. Иногда генерал приказывал хватать солдат противника живыми. Они нужны были ему целиком, не потрошенными.

Тул не помнил, зачем держал мальчика. Решил, что ему все равно. Он умирает. Умирать в чьем-то присутствии не так плохо. Он сам наблюдал за множеством братьев и сестер, когда они уходили. Слушал их признания и воспоминания. Хорошо, когда кто-то рядом при твоей смерти и выслушает тебя.

Мальчик хотел было уйти, но у Тула еще хватило сил его остановить.

– Нет, – проревел он, – ты останешься со мной.

– Почему ты меня просто не отпустишь?

– Отпустить тебя? Ты просишь тебя отпустить? – Тул зарычал от отвращения. – И ты думаешь, Первый коготь Лагоса проявил ко мне милосердие, когда мы сражались один на один? Думаешь, я просил о пощаде, когда он прижал клинок к моей шее? Думаешь, он меня отпустил? – Тул фыркнул. – Думаешь, генерал позволял мне гулять, куда вздумается? Думаешь, Кароа когда-нибудь отпустил хотя бы одного человека? – Тул посмотрел на мальчика. Мальчик казался таким слабым, что его нельзя было не презирать. – Никогда не проси о пощаде. Прими поражение. Просят только собаки и люди.