Мне очень не хотелось судить Марни, и я ненавидела себя, сознавая, что именно этим и занимаюсь, но какая-то часть меня была ошеломлена тем, что она решилась на связь с человеком, у которого, вероятно, уже имелась партнерша, а может, и дети. Я винила во всем этом себя. Я никогда толком не предостерегала ее от отношений с теми, кто не свободен: мне вообще не приходило в голову, что она когда-нибудь на такое отважится. Я воображала, что она просто на уровне инстинкта понимает: это неправильно, это нехорошо. А теперь мне казалось, что я подвела ее как мать и по моей вине ей пришлось пережить физическую и психологическую травму выкидыша.

Несколько дней я не вылезала из интернета, разглядывая фотографии сотрудников университета, размышляя, сумею ли я угадать мужчину, который завоевал сердце моей дочери, а потом отнесся к ней так пренебрежительно. Судя по виду, мало кому из преподавателей было меньше тридцати. Почти всем, похоже, перевалило за сорок, то есть все они были как минимум вдвое старше ее. Это лишь укрепило меня в ощущении, что ею просто воспользовались. Я напомнила себе, что во всем случившемся с тем же успехом можно упрекнуть и саму Марни, что она, возможно, сама его преследовала. Но легче мне от этого не стало.

Я вспомнила, как смотрела на Марни в день ее семнадцатилетия (для нее наступал тот самый возраст, в котором я когда-то впервые забеременела) и думала: как они могли? Как мои родители могли от меня отказаться? Помню, я подумала: что бы Марни ни сделала, все что угодно, я все равно ее прощу.

А теперь мне приходит в голову, что, быть может, судьба решила, что я ее искушаю, и подвергла меня испытанию?

Я МЕРЯЮ ШАГАМИ КОМНАТУ МАРНИ, и внутри у меня все сжимается. Мне надо, мне очень надо, чтобы Марни позвонила раньше, чем Лив вернется домой. Если она не позвонит и я расскажу Лив про катастрофу, она не поверит, что Марни в безопасности, как бы убедительно я ни доказывал ей, что Марни никак не успела бы на тот рейс из Каира, имея в запасе всего десять минут. Ничто не остановит панику, которая тут же станет разрастаться в ней, вырываясь из-под контроля.

Мне нужно с кем-то поговорить. Не чтобы что-то рассказать, а чтобы заполнить пустоту внутри, пока я жду отклика Марни. Есть же Нельсон. Позвоню-ка я Нельсону.

Я сажусь на кровать и тут вспоминаю, что его оставили сидеть с детьми. Может, отыскать Джоша, предложить помочь ему украшать сад? Заняться физическим трудом, чтобы отвлечься? Но он же сейчас с Максом, и они наверняка шутят и дурачатся, готовя все к сегодняшнему празднику.

Отец – вот с кем мне по-настоящему хочется поговорить. Я отыскиваю его номер и нажимаю на вызов.

– Привет, Адам, как дела?

При звуке знакомого голоса у меня перехватывает дыхание.

– Адам? Адам, ты меня слышишь?

Я встаю на ноги.

– Да-да. Извини, папа, тут Джош меня о чем-то спрашивал.

– Хочешь попозже перезвонить?

И меня слишком поздно накрывает осознание: не стоило ему звонить. У отца потрясающая интуиция, он всегда мгновенно улавливает, когда я о чем-то беспокоюсь.

– Нет-нет, все нормально, – удается мне выдавить из себя.

– Ну как там Ливия?

Подойдя к окну, я прижимаюсь лбом к стеклу.

– Счастлива, полна воодушевления. Они с Кирин и Джесс сейчас в спа.

– Не крутится как белка в колесе?

– Нет, у нее все очень организованно, даже невероятно.

– А у тебя как?

– У меня?

– Да. Как ты там?

Я сажусь прямее.

– Нормально.

– Значит, дело в Марни?

Вот черт.

– Извини?..

– В Марни. Из-за нее тебе взгрустнулось? Потому что ее не будет на празднике?

– Я не… – Тут я делаю паузу. – Ну да, жаль, что ее не будет, только и всего.

– Нам всем жаль. Есть от нее новости?

– Да, вчера звонила. Готовится к экзаменам, страшно занята. Как вы с мамой?

– С нетерпением ждем, когда вечером со всеми увидимся. – Он тоже делает паузу. – Ты уверен, что все в порядке?

– На все сто. Просто решил тебе звякнуть.

– Не хочешь с мамой поговорить?

– Да нет, просто скажи ей, что я надеюсь с ней сегодня увидеться. Ну все, я тебя отпускаю.

– Что бы там тебя ни беспокоило, в конце концов все разрешится, – изрекает отец.

Тут у меня почти вырывается вопрос – а ты слышал про самолет, который только что разбился? Но тогда я бы не удержаться, рассказал бы ему про Марни, но мне нужно сначала рассказать Ливии, а уж потом кому-то еще.

– Мне надо бежать, пап, – говорю я и обрываю связь, не дождавшись его ответа.

Не могу вынести наступившую тишину. Выхожу из комнаты Марни, иду вниз. Стиральная машина в бытовке уже закончила стирку. Вынимаю ночную рубашку, сую в сушилку, чтобы она была готова к возвращению Марни.

Я ОТКИДЫВАЮСЬ НА ПОДГОЛОВНИК И ЗАКРЫВАЮ ГЛАЗА. Мы только что отвезли Джесс, и я снова сижу впереди.

– Не надо бороться со сном, – усмехается Кирин.

– Прости, – говорю я со стоном, с трудом закрывая рот после самого мощного в жизни зевка. – Это все массаж. Я жутко расслабилась. И жутко спать хочу.

– Значит, лишний бокальчик шампанского тут ни при чем? – уточняет она со смехом. – Отдыхай спокойно, до твоего дома мы не скоро доползем. – Она вглядывается вперед через ветровое стекло. – Откуда вообще столько машин?

– Суббота, все едут по магазинам, – объясняю я. – Ты меня, главное, довези к началу праздника, остальное не важно.

– Как тебе Джесс?

Я слышу тревогу в ее голосе. Жаль, не могу ей сказать: по-моему, она выглядит прекрасно.

– На моей памяти ей случалось выглядеть лучше, – грустно признаю я. – Она не очень твердо держалась на ногах, даже с тростью.

– Я так за нее беспокоюсь. И Нельсон тоже. – Помолчав, она продолжает: – На самом деле он даже больше переживает из-за Роба. Он говорил Робу, что, как нам кажется, склероз начинает сказываться на Джесс. Но Роб, похоже, предпочитает этого не замечать. Он считает, что у нее вообще не происходит никаких изменений. Твердит, что она по-прежнему очень самостоятельная. Но Джесс мне сама говорила, что ей теперь трудно подниматься по лестнице, а иногда у нее руки немеют. Нельсон переживает, что Робу не справиться, когда станет еще хуже. Конечно, мы с Нельсоном всегда готовы им помочь, но когда родятся близнецы… Не знаю, хватит ли меня на все остальное.

– Вот почему так важно рассказать Нельсону, что ты беременна, – напоминаю я ей.

– Расскажу, расскажу. Как только дома окажусь. – Машина со скрежетом останавливается, и Кирин тянется к радио. – Включу-ка я музыку. Наверняка найдется что-нибудь, чтобы тебя убаюкать. Тебе ведь не помешает вздремнуть перед праздником. Не осталось ничего такого, что надо сделать в последнюю минуту?